— Что там с этой Светой, парень?! Говори, или я себя не контролирую!
— Тимоха! — испуганно взвизгнула девчонка, приплясывая чуть поодаль и не решаясь напасть на взбесившегося непонятно с чего мужика. — Тимоха, скажи этому чокнутому! Тимоха!!!
Тимоха молчал, будто урытый. Тогда девчонка вдруг выкинула ногу вперед и больно ударила Щукина по коленной чашечке. Раз ударила, другой, совсем не замечая, что рассадила прямо тут же большой палец на ноге в кровь.
— Отпусти его, скотина! — верещала она, нападая снова и снова. — Отпусти! Сгорела твоя Светка!!! Сгорела несколько дней назад!!!
Доходило до Щукина достаточно туго и долго. Он тупо тискал воротник бедного малого, волтузя того по земле. Рычал что-то, брызжа слюной, и почти ничего не понимал из того, что орет ему очумевшая от страха девчонка.
Очнулся, когда по спине его огрели металлическим прутом. Не от боли очнулся, нет, от неожиданности скорее.
— Ты чего, оглох что ли, гад? — Это юная заступница, оказывается, отчаявшись привести его в чувство ногами, вооружилась и лупасила его теперь по лопаткам. — Нету твоей Светки! Сгорела она на даче вместе с местным авторитетом! Отпусти Тимоху живо!
Щукин отшвырнул от себя малого, будто котенка. И, резко вывернув руку за себя, поймал металлический прут на лету.
— Хорош баловать, — приказал он строго и сделал угрожающий выпад в сторону юной воительницы. — Давай лучше по порядку… Так что там с этой Светиной стряслось?
Говорили почти все разом и сразу. Кроме одного, который как припер плечом бетонную стену дома, так и стоял там, не разжимая рта.
— Светка таскалась много с кем, — пробубнил тот самый Тимоха, которому ни за что ни про что досталось больше всех. — То с одним ее в городе увижу, то с другим. В последнее время болтали, что она будто бы на ментов взялась работать. То есть стучала вроде.
— Стучала на авторитета? — догадался Щукин.
— Ага. Степа Удобный, был тут такой.
— А чем он так властям не приглянулся, что на него стучать надо было? — вопрос был риторическим, но нужным.
— А много чем! Он тоже вроде проститутки был. И нашим, и вашим, и вместе спляшем. И на своих, говорят, стучал. Пацаны рассказывали, что будто бы свою группировку всю сдал, когда в честные наладился. Из-за него, мол, много кто сроки помотал, — деловито вставила девчонка и сморщилась, потрогав разбитый кровоточащий палец. — А сейчас говорят, будто возвращаться начали. Вот Удобного и пригрели.
— Говорят… — вдруг многозначительно подал голос тот, что терся возле стены. — Тут много чего говорят… Некоторые говорят, например, что Светку убил тот самый мусор, с которым она таскалась и которому стучала на Удобного. Его, болтают, закрыли даже вроде.
Как закрыли, Щукину спрашивать нужды не было. Арестовали, стало быть.
— Че-то я не понял. — Он слегка шевельнул лопатками — черт, а горели после нападения, в горячке-то не почувствовал, а теперь плечи ощутимо ныли. — То будто бы Удобного свои же и завалили. То мусора закрывают, это как понять?
— А это тебе надо у мусоров и поспрашивать, — посоветовал все тот же умник, с ехидцей, между прочим, посоветовал. — Они ведь мудрые, мусора-то. Им ведь все равно кого сажать, лишь бы отчитаться. Так ведь? Или не знаешь?
Он умным оказался, этот замызганный пацан с Угловой улицы. С той самой Угловой, что и вовсе без углов была, а шла глухим бетонным коридором меж высоких торцевых стен. Умным и проницательным. Откуда-то ведь догадался, что за плечами у Стаса срок, и немалый.
— Выходит, что свои же своего посадили, а кто и за что на самом деле Удобного завалил, так и не ясно?
Щукину вдруг до ломоты зубовной захотелось опять домой, на свое скрипучее крылечко, в тень чахлых старых яблонь. Чтобы сесть, привалившись спиной к притолоке, изъеденной жучком. Уставиться пустыми глазами в небо, по которому бездумной отарой бредут курчавые облака. И просто чтобы дышать ровно и глубоко, и чтобы душу ничто не терзало и не рвало, и чтобы не висело тоской гремучей над тобой ни подлое бегство Тамарки, ни глупая случайная смерть ее подруги шалавы, и чтобы никаких погибших местных авторитетов не всплывало на горизонте. Ни удобных, ни благоприятных.
Какого вот черта она потащилась в этот чужой опасный город?! Что пригнало ее сюда, что заставило?! Куда влезла своими куриными бабьими мозгами, которых и хватило-то только на то, чтобы послезливее свое бегство обставить.
Найду, удавлю, решил Щукин, с болью выдыхая скопившийся в груди воздух. Найти бы вот только…
— Ладно, более или менее мне все понятно, — проговорил он вполголоса, хотя понятнее не становилось, а как раз наоборот. — Светка, значит, сгорела вместе с хахалем своим. Другого хахаля Светкиного посадили, а вот Тамарка моя где, кто бы сказал!
Ребята поочередно пожали плечами и развели руками будто по цепочке. Лишь тот, что казался самым умным, оставался безмолвным и недвижимым, и теперь уже он смотрел на Щукина странным взглядом. С эдакой прозорливой ухмылочкой, за которой могло крыться все, что угодно.