Большие снега

Сезон иллюзий завершен,
леса сырые опустели.
а песни, если их допели,
допели губы чьих-то жен.

Сезон иллюзий завершен,

сгустилась в яблоко туманность.
Легка печаль. Светла багряность.
Лес просто лес. Он тайн лишен.

Дожди дождями. Сон как сон.

Легки и радость и тревога.
Убита ливнями дорога.
Сезон иллюзий завершен.

Вечный рефрен

И. Цаневу

Над лесом весенние ветры играют,
все полнится шумом и гамом его,
и даже деревья, как люди, вздыхают:
где музыка?
Музыки прежде всего!

Где музыка? Ей бы пора проявиться.

Туман? Но она не боится его.
Пора бы ей высветить радостью лица:
где музыка?
Музыки прежде всего!

Прозрачной и легкой, в сиянии света,

встающей над лесом, над шумом его,
чтоб всем нам служило смятенье поэта:
где музыка?
Музыки прежде всего!

Андрею Германову

А меньше всего
было женщин в море.
Дела Афродиты его не касались.
И женские руки
мужчин не касались,
когда корабли расходились на створе.

Но именно море

кричало о суше,
о брошенном острове,
сломанном кедре,
о ветре, взрывающем юные души,
и парусе,
нежно
беременном
ветром.

* * *

Я провидец.
в юности, в начале
долгих рек, из коих воду пил,
угадал: в Пиринах, на развале,
кто-то город белый заложил.

Угадал: когда-нибудь под осень

вспыхнет медью темная Луна —
над откосом, выпасом, покосом,
там, где стынет только тишина.

Угадал: когда-нибудь под вечер

над рекой, над дымкой голубой,
колокол ударит: всем на вече!
Ветер.

Вечер.

Вечность.
Боже мой!

* * *

Тайной вечери глаз

знает много Нева.

В. Х.

Все утро небо плакало,
лишь к вечеру устало.
О, как в саду Елагином
тебя мне не хватало!

Аукнулось на Прачечном,

откликнулось у Летнего,
в котором нами начато
неконченое лето.

Опять вдали аукнулось,

а я не откликался.
По темным переулкам
К тебе, как ветер, мчался.

Темные решетки

в золотых обводах.
И лодки,
лодки,
лодки
на потемневших водах.

И небо вправду плакало,

и был мне ведом страх.
Ведь дело не в Елагином.

Еже писах —

писах.

Воспоминания о Нью-Йорке