Большое кочевье

— Ну, молодцы, пастухи! — торжественно сказала Иванова. — Хорошо потрудились, хорошо! Спасибо вам.

— Спасибом, Наталья Петровна, не отделаешься — из спасиба шубу не сошьешь, — шутливо сказал Фока Степанович.

— Будет вам и шуба, — пообещала Иванова.

В тот же день забойная бригада выпустила из кораля чалымов и погнала их на забойную площадку, находящуюся в сорока километрах от кораля, недалеко от поселка. Для того чтобы забойные олени не соединились со стадом, пастухи решили продержать стадо в корале еще одну ночь.

Вечером Иванова собрала в своей просторной шестиместной палатке всех пастухов.

— Ну как, все собрались? — спросила председатель, когда пастухи расселись.

— Все, конечно, — ответил Шумков.

— А Улиту с Татьяной позабыли? Или вы их членами бригады не считаете?

— Почему не считаем, — ухмыльнулся Шумков, — пускай идут. Сбегай, позови их, Николка.

Женщины, войдя в палатку, скромно присели у порога.

— Ну вот, теперь все в сборе, — удовлетворенно сказала Иванова. — А позвала я вас для недолгой беседы. Во-первых, всех вас от имени колхоза, от себя лично поздравляю с трудовой победой. Ваша бригада, по-видимому, выйдет на первое место. Правда, Слепцов еще не провел корализацию, но, по предварительным данным, у него есть потери.

Похвалив пастухов, Иванова кратко рассказала о делах колхоза, сколько выловлено сельди, сколько наваги, сколько тонн нерпичьего мяса заготовили зверобои для песцовой фермы и кто из колхозников особенно отличился в труде. Рассказала и о планах колхоза.

— Ну, а теперь о самом главном, — сказала Иванова, облегченно вздохнув. — На вашу бригаду выделено три путевки на курорт Талая. Одну путевку мы решили дать Ахане, другую — Фоке Степановичу, а кому третью, решайте сами.

— Моя курорта не пойду! — категорически заявил Аханя, сделав обиженное лицо. — Зачем мне курорта?

— Как зачем? Отдохнешь, подлечишься.

— Нет, моя курорта ехать не буду! — упрямо повторил старик, все более мрачнея, — казалось, он вот-вот заплачет.

— Но в чем дело, Аханя? Почему ты отказываешься?

— Моя уже были курорта, пускай другой пойдет.

— Тебе что, разве не понравилось в прошлый раз? Плохо там? — все более удивлялась Иванова.

— Плехо, плехо, — согласно и словно бы обрадовавшись закивал Аханя.

— Чем же плохо?

Старик набил табаком трубку, раскурил ее и, окутав себя дымом, точно желая за него спрятаться, ответил наконец с обидой в голосе:

— Мине много мяса кушать привыкли, курорта суксем мало мяса давали, вот сколько давали, — старик показал половину мизинца. — Трава разный давали вот сколько, — и он развел руки охапкой. — Моя суксем эту траву кушать не могли — живот болели все время. На сопку моя ходили гуляли — дохтур ругали миня. Тибе, говорили, суксем, старик, никакой дисциплина нету. Туда садись нельзя, туда ходи нельзя, туда посмотри тоже нельзя. Чай крепкий хочу пить, дохтур опять мине шибко ругали: нельзя чай пить такой! Люди кругом много! Разный пустой слова болтали, болтали, туда-сюда ходили-ходили, никто не работали. Мине голова заболел такой курорта.

— Но когда это было, Аханя? Лет десять тому назад… А теперь на Талой в столовой заказная система: что хочешь, то и ешь.

Старик продолжал молча курить.

— Там сейчас отличный медицинский персонал, — уговаривала Иванова. — Может, все-таки поедешь? Отдохнешь…

— Отдохнуть, однако, можно, — кивнул старик.

— Ну, вот и молодец! — обрадованно встрепенулась Иванова.

— Отдыхать моя будем тайге, — невозмутимо уточнил Аханя и вдруг, лукаво улыбнувшись, заискивающим тоном попросил: — Пусти мине тайгу — шибко белковать хочу!

— Ну что ты с ним будешь делать?! Вы посмотрите на него! — Иванова даже руками всплеснула, подчеркивая этим крайнее свое удивление. — Я ему предлагаю отдохнуть, а он на промысел просится. На промысле сейчас гораздо трудней, чем в стаде! Уж лучше ты в стаде отдохни.

— Нет, моя хочу мало-мало тайга смотреть, мало-мало белки стрелять.

— Ну пусть бы молодые этим занимались, у них ноги крепкие.

— Зачем так говоришь? — обиделся старик. — Моя ходить могу, белки глаз стрелять тоже могу! Скоро моя помирать будем, тогда отдыхай будем, сми-ирна-а лежать будем…

Пастухи перестали улыбаться, смущенные, переглянулись, стало слышно, как позвякивает за палаткой цепью какая-то беспокойная упряжная собака.

— Ну что ж, Аханя, поезжай на промысел, коли есть желание, — разочарованно, почти с обидой в голосе сказала Иванова. — Но только тебя одного не отпущу, ищи напарника.

— Моя уже есть напарника, — встрепенулся Аханя.

— Кто же?

— Вот моя напарника, — Аханя кивнул на Николку.

Услышав это, Николка замер: неужели старик указал на него? Ведь никогда между ними не было разговора о промысле. Откуда же старик узнал о его тайной мечте? Вероятно, и для пастухов сообщение Ахани было неожиданным.

— Когда вы успели сговориться? — удивленно посмотрел Шумков на Николку.

— Недавно, — уклончиво промямлил Николка.

— Но ведь Родникову надо учиться пастушескому ремеслу, — сказала Иванова. — Зачем же его отрывать от дела?