Большое небо

– Мы думаем, вы можете предоставить информацию о ряде лиц, в отношении которых мы ведем расследование, и хотели бы задать вам несколько вопросов. Ничего, мистер Кармоди?

– Мать честная, – сказала Реджи.

– Да уж. А вроде хотел поговорить, – озадаченно сказала Ронни, когда всего-то минут двадцать спустя они снова забрались в машину.

(– У тебя антибактериальных салфеток нет? Я как будто вся изгваздалась.)

– Собирался же стучать, как тот дятел, – и нате вам.

– Может, на него надавили? Пригрозили?

– Может быть, – ответила Реджи. – Он же в тюрьме, тут преступников пруд пруди. Ты поведешь или я?

– Давай ты, если хочешь, – сказала Ронни. Весьма великодушно с ее стороны: когда за рулем сидела копуша Реджи, Ронни только и делала, что давила ногой на воображаемую педаль газа.

Сюда ехали два часа, теперь два часа назад.

– Зазря, – сказала Ронни.

– Зато пейзажи, – ответила Реджи.

Пустоши. На ветреных вилявых пустошах[88]. До Хоэрта – тридцать миль в другую сторону. Реджи знала, потому что в универе ездила туда на экскурсию с Саем, до того еще, как он предпочел пятидневный пир на индийской свадьбе тостам с фасолью и бокс-сету «Безумцев»[89] с Реджи. («Дело в тебе, не во мне», – сказал он.) В Оксфордском словаре нет такого слова, «вилявый» (Реджи проверила). Невозможно не восхищаться изобретателями слов.

– Бывала в Хоэрте?

– Нет, – сказала Ронни. – Это что?

– Хоэртский пасторат. Где жили сестры Бронте.

– Сестры Бронте?

– Ага.

– Нашу Бронте, наверное, в их честь и назвали. Я раньше не задумывалась.

– Наверное, – сказала Реджи. – Хотя на Сицилии есть город Бронте, вроде бы в честь одного из циклопов, который якобы жил под горой Этна. И адмиралу Нельсону король Фердинанд пожаловал титул герцога Бронте за то, что помог вернуть трон в Наполеоновские войны. Наша Бронте не пишет себя с диерезисом.

– Чё?

– С диерезисом – две точки над «е», не называется «умляут». Это их отец так выпендрился.

– Ты мало в люди выбираешься, да?

– Честно? Да. Теперь да.

Они опросили «свою» Бронте, Бронте Финч, в ее доме в Илкли, в прелестной лимонной гостиной, куда Бронте принесла им по красивой кружке чаю и клубничной тарталетке, купленной «У Бетти», и им обеим не хватило силы воли отказаться, невзирая на молчаливый уговор не пить и не есть на работе. Бронте эти тарталетки нарочно купила – невежливо не съесть, решили они уже потом. Бронте – их нулевой пациент, первая деталь головоломки.

В доме у Бронте были мягкие диваны, в которых тонешь, и картины в подлинниках по стенам, и восхитительный старый ковер («исфаханский») поверх дубового паркета. В камине – большая ваза темно-розовых пионов. Во всем вкус, во всем удобство. Реджи вспоминала дом доктора Траппер. В один прекрасный день Реджи и сама хотела обзавестись таким домом.

Бронте без диерезиса была миниатюрной красавицей за сорок, матерью троих детей («Ноа, Тилли и Джейкоб»), в спортивном костюме «Лулулемон». Волосы утянуты в вихрастый узел на макушке, – похоже, Бронте только что из спортзала.

– Теплая йога, – засмеялась она смущенно, словно это какая-то ерунда.

На диване нежился крупный темно-серый кот.

– Иван, – представила его Бронте. – Как Грозный. Осторожнее, он кусается, – умильно прибавила она. Взяла кота и унесла в другую комнату. – Мало ли. Он не любит чужих.

– Да кто ж их любит? – сказала Реджи.

Бронте работала ветеринаром.

– Только мелкие животные. Не хочу всю жизнь просидеть, сунув руку по плечо в коровью жопу, – смеялась она.

Ее муж Бен – консультант по ЧС в Центральной больнице Лидса. Эти двое лечили всех от мала до велика. У Бронте была чудесная улыбка – вот что Реджи мигом запомнилось.

Илкли еле-еле перешел через границу в Уэст-Йоркшир, отчего Реджи с Ронни и досталось это дело. Бронте полюбилась им сразу. Как не проникнуться к женщине, которая с аристократическим акцентом произносит «коровью жопу» и покупает тебе клубничные тарталетки «У Бетти»?

Солнце скромным помолвочным кольцом с алмазом на худом пальце Бронте пускало зайчики через окно. Пулялось маленькими дроблеными радугами в эти лимонные стены, когда Бронте наливала чай. Ронни и Реджи выпили чай, съели клубничные тарталетки, а затем достали блокноты и под диктовку Бронте Финч записали длинный перечень всех мужчин, которые насиловали ее в детстве, начиная с ее отца, мистера Лосона Финча, судьи Суда короны.

– Мрачно там.

– В Уэйкфилде?

– В Хоэрте. Я вот думаю, сестрам Бронте жизнь была – все равно что тюрьма, – задумчиво сказала Реджи. – И она же странным образом дарила им свободу.

– Я их никогда не читала.

– Даже «Грозовой перевал» в школе?

– Неа. Я только песню Кейт Буш знаю.

– Детектив-констебль Ронни Дибицки и детектив-констебль Реджи Дич. Мы ищем мистера Стивена Меллорса.

– Извините, – сказала секретарша юридической конторы Стивена Меллорса в Лидсе, – мистера Меллорса сегодня нет. Он, по-моему, работает из дома.

Здание новое, сплошь сталь, и хром, и чудной арт. Храм во славу денег.

– Спасибо. Передайте, пожалуйста, что мы заходили.

– А что сказать, когда он спросит зачем?