Большое путешествие двух запутанных частиц

Ритка увлекла меня в палатку. Мы улеглись с распахнутым пологом, комарья в тот год не было. Она положила голову на мое плечо, закинула на меня ножку и быстро уснула. Подумалось, что мы ни разу не спали вместе раньше. Впервые слышал ее сонное сопение, берег ее совершенно беззащитную. Это неописуемое чувство.

Утром притащился Лёнька. Просил прощения, каялся. Надюха гневно заявила, что он козёл и пора бы ему завязывать с дурью. Поразительно, но Моисеев, не терпевший критики, принял упреки смиренно. На обратном пути заехали на кладбище, проведать Вальку. На его могиле еще стоял деревянный крест с простой табличкой, без фото. Женька ревела, Ритка и Надюха едва сдерживались. У меня в горле стоял ком. Уверен, парни испытывали то же самое.

12

Месяц пролетел быстро.

Я смутно помню дни перед Риткиным отъездом. Суматошные сборы, перепроверки багажа. Его загодя отправили в Киев оказией с родственниками Бориса Ивановича, гостившими в Ейске. Удивительно, но Альгида Элеоноровна стала относится ко мне как будто лучше, Борис Иванович тоже.

Ритка попросила родителей не провожать ее к поезду и те согласились. Откуда такая покладистость?

На многолюдном вокзале случилось дежавю – я снова увидел другую Ритку. Красавица со строгим макияжем разом смяла в лепешку и запихала куда-то вглубь себя мою теплую девчонку. Наверное, на сцену вышла Маргарет, горячо обожаемая Альгидой Элеоноровной.

Ритка поцеловала на прощанье. Качественно, старательно. И когда она взбегала по ступенькам в вагон я отчетливо ощутил, что это конец. Больше не будет меда и кофе, не будет Ейского лета, не будет моей прежней Ритки.

Подумалось, пусть. Будет что-то другое и ее другую я стану любить не меньше, а она меня. В конце концов, нас ждет целый мир!

Следующим вечером после работы случайно встретил Альгиду Элеоноровну на улице. Она лучезарно улыбнулась и подошла сама.

– Мы уезжаем из Ейска с Борисом Ивановичем! – выпалила Риткина мама сходу, – По правде сказать, нам здесь надоело ужасно, а теперь, когда стройка заморожена, мы с чистой совестью переберемся за границу, в Берлин! Я хочу сказать тебе спасибо… – Альгида Элеоноровна замялась, – ну, за то что Маргарет не забеременела. Ты ответственный мальчик! Не представляешь, как мы с Борисом Ивановичем переживали!

Наверное, на моем лице отразилось нечто, заставившее ее покончить с благодарностями. Альгида Элеоноровна суетливо попрощалась и зашагала прочь, а я остался с чувством гадливости и тоски.

Вскоре меня забрали в армию.

13

Об армии не хотелось рассказывать вообще. Придется, конечно, ведь путешествие с Риткой продолжалось и во время службы.

В Чечню не отправили, мама с отцом радовались. На этом положительные моменты закончились. Поезд довез меня, еще пару ребят и сопровождавшего прапорщика до чахлого городка на русском севере. Оттуда, в завывающем всеми агрегатами УАЗике мы тряслись до Каргополя, в лесных окрестностях которого влачила существование воинская часть, охранявшая по слухам то ли ракетные боеголовки, то ли ядерные отходы. Нам не говорили прямо. Опять же по слухам, никаких боеголовок в части не осталось, склады охранялись по инерции, неподалеку ушлые дельцы разбирали недостроенную взлетно-посадочную полосу, брошенные ангары и сараи. На положении солдат происходящее если и сказывалось, то исключительно в негативном ключе. Кормили хреново, форма выдавалась ношенная до дыр. В части царила атмосфера безысходности и наплевательства, процветала неуставщина.

Новеньким сразу дали понять, что с дедушками шутки плохи – мне, например, накостыляли впятером за отказ чистить зубной щеткой гальюн. Я сопротивлялся, поэтому избили хорошо, даже слегка испугались возможных последствий. Для напавших все закончилось благополучно, правда меня тоже оставили в покое, если не считать мелких подлостей. Вокруг части не водилось ни одной собаки или кошки, солдаты их съели. Я тоже ел собаку, а кошку не смог, кошек очень люблю. Письма с гражданки новобранцам выдавали вскрытыми, изъяв оттуда деньги. О посылках и говорить нечего – вкус сладкого пришлось позабыть надолго. Стиснув зубы терпел. В первый год не сойти с ума от бесправия и унижений помогли три вещи – письма семьи, Ритки и офицерская библиотека, чудом сохраненная женой командира части.