Большое путешествие Малышки

Короче, Театр разваливался на глазах, по зданию было уже опасно ходить, и то тут, то там висели угрожающие таблички: "Опасно!", "Опасно для жизни!", "Оголенный провод!". Стали обваливаться лестницы, и некоторые пришлось заменить веревочными. Относительный порядок был только там, где хозяйничали Анжела Босячная, Шнип-маленький и еще какие-то лица, - в ресторане, кафе, биллиардных и т.д. Главный режиссер Фадеев вполне искренне переживал по этому поводу и все время говорил о том, что надо изыскивать средства, прилагать усилия... и даже собственноручно оклеил свой кабинет новыми обоями (цветок к цветку и полоску к полоске) и починил дверь, но потом тоже махнул на все рукой, купил себе новую машину и пару раз вместе с Директором и Шнипом-маленьким слетал на уикенды в более высокоразвитые страны, чтобы как-то отвлечься.

Наконец, стали пропадать люди. Первым подевался куда-то главный электрик, по вине которого и появились в разных углах Театра зловещие объявления: "Оголенный провод!". Его искали несколько месяцев, приглашали даже спасателей с собакой, но встретили как-то совсем случайно, на соседней улице... Потом стали исчезать недовольные и инакомыслящие. Возможно, со временем и их можно было встретить на соседней улице, а возможно, и нет... Поэтому никто уже не решался вслух критиковать Директора, Шнипа-маленького и Анжелу Босячную. И, на всякий случай, в Театре вообще перешли на шепот.

Как-то, ближе к обеду, вверху постучали по батарее, и батарея в литчасти отозвалась отвратительным, дребезжащим звуком. В щели над самой головой раздался голос Шнипа-маленького:

- Главный зовет!

Малышка окинула взглядом свое хозяйство, где на стеллажах, на столах и за потертым кожаным диваном в идеальном порядке, один на другом громоздились авторы всех времен и народов, начиная от самых великих и громогласных и кончая самыми тихими и еле слышными. Она вздохнула. Путь предстоял неблизкий. Последнее время домой она ходила через небольшой пролом в стене, завешенный старой афишей и выходивший прямо на улицу, и в глубинах Театра как такового старалась появляться как можно реже. Она надела старую куртку-штормовку Ивана Семеновича Козловского, сшитую когда-то из замечательно прочной брезентовой ткани, и из одного из ящиков стола достала моток веревки и карманный фонарик.

Прямо за дверью литературной части в полу, видимо, еще совсем недавно появился огромный провал. Обойти его не было никакой возможности - он шел от стены к стене, перепрыгивать было опасно. Малышке пришлось вернуться за припасенной для таких случаев доской. Установив доску над провалом, как мостик, она перебралась на другую сторону. Идти дальше с этой самой доской было крайне неудобно, и она решила оставить ее пока здесь и вернуться, если окажется, что без нее не обойтись. Коридор поворачивал налево, и там было уже совсем темно, темно, как в погребе. Малышка включила фонарик - батарейка, видимо, садилась, и он светил еле-еле. Малышка шла медленно, осторожно переставляя ноги, и, прежде чем переносить всю тяжесть тела, пробовала пол на прочность. За следующим поворотом стало светлее - там было окно. Тут перед Малышкой метнулась какая-то тень - для летучей мыши она была слишком велика, для человека, напротив, - тщедушна. Малышка страшно перепугалась и вскрикнула. Тень вскрикнула тоже, оба бросились бежать, выскочили на свет, к окну, и тут Малышка увидела, что это артист - Василий Петрович Мокроусов. Он стоял перед Малышкой бледный и прозрачный от недоедания и до сих пор весь дрожал.

- Простите, я вас напугала, - сказала Малышка. - Я иду к Фадееву.

- Там вы не пройдете, - сказал Василий Петрович Мокроусов чуть слышно. Там вчера стена обвалилась. Я вас провожу.

И он повел ее по коридору в обход. В одном месте коридор стал совсем узким, и протиснуться можно было только по очереди, становясь боком. С той стороны доносилась музыка, судя по всему, там был ресторан. Насколько знала Малышка, эту дополнительную стену поставили недавно после одного скандального происшествия, когда двое молодых артистов, нарядившись во фраки, целый вечер просидели в ресторане и сбежали, не заплатив.

Василий Петрович Мокроусов ловко вел Малышку по каким-то мало знакомым ей переходам. Вдруг голос снизу позвал:

- Ты, Усатый?

- Ага! - отозвался Василий Петрович.

- Куда пропал? Картошка стынет!

- Иду! Иду! - крикнул Василий Петрович Мокроусов. И сказал Малышке, ласково напирая на второе слово: - Хотите картошечки?

- Хочу! - сказала Малышка, внезапно почувствовав страшный голод.