Большое путешествие Малышки

По приставной лестнице они спустились вниз, где между старыми декорациями была небольшая, укромная пещера. В центре ее на допотопной электроплитке жарилась в сковородке картошка. Вокруг расположилось несколько актеров. Священнодействовал у сковородки старый актер Меченосцев-Ванюшкин, всю жизнь он играл всяких высокопоставленных лиц, поэтому даже при таком нехитром деле, как жарение картошки, он был преисполнен чувства особого собственного достоинства, очень прямо держал спину, а грудь его украшали многочисленные бутафорские медали. Чуть поодаль на корточках сидели актеры Паша Темирязев (он играл в спектакле режиссера Петрова Ромео) и Ф. Губерманц. А еще дальше, в тени, сидела та самая актриса Васечкина, которая и открыла эту славную пещерку, когда провалилась в нее прямо во время спектакля.

Несмотря на то, что картошки на всех было не так и много, актеры восприняли появление Малышки с радостным оживлением. И когда сковородку сняли с плитки и поставили на ящик, Малышке уступили лучшее место и дали в руки самую настоящую вилку, тогда как сами ели бутафорскими. Запивали это дело довольно крепкой кисловато-горьковатой жидкостью, полученной путем сложнейшей перегонки из все тех же старых декораций. Как объяснили Малышке - когда-то они изготавливались из замечательных натуральных продуктов. Пещерка оказалась настоящим золотым дном! Там даже выращивали шампиньоны. Другое дело, что набрать какую-то массу, тем более коммерческую, им все не удавалось. Стоило показаться из-под земли их крошечным белым головкам, как вечно голодные артисты тут же их пускали в расход.

Ели картошку медленно, с истинным наслаждением, не торопясь, не обгоняя друг друга, закатывая от удовольствия глаза и цокая языками.

- Хо-ро-ша! - сказал Василий Петрович Мокроусов, неторопливо запустив в рот первую порцию. - В прошлый раз была солонее.

- В прошлый тоже была хороша! - заметил Ф. Губерманц.

- Кто спорит? Никто не спорит, - сказал Василий Петрович Мокроусов. - Но в этот... совсем бесподобно! - он закрыл глаза, чтобы больше сосредоточиться на вкусовых ощущениях и не упустить ни единого. - Бесподобно! Разве еще бы масла!

- Нормально, - отозвался Меченосцев-Ванюшкин. - В меру, - и добавил лающим ефрейторским голосом: - Сожрем все масло, что будем делать?! - Причем медали на его груди не то чтобы зазвенели, а как-то забухали.

Его возмущение было понятным. Как человек особенно основательный, он отвечал за запасы. Масло же, на котором жарилась картошка, тоже получалось путем сложной перегонки из старых декораций. Даже более сложным, чем крепленое пойло.

- Корочка! Корочка! Бесподобно! Вы оцените! - заметил Ф. Губерманц.

- Да, - вторил Василий Петрович Мокроусов. - Очень убедительно.

- Верю, верю! - отозвался Паша Темирязев. - Так бы сказал сам Константин Сергеевич Станиславский! Верю!

Между тем, время от времени в течение всей этой немногословной трапезы Ф. Губерманц простирал руки (с деревянной вилкой) куда-то вверх и с пафосом восклицал:

- Когда же, наконец?!

Никто на это не реагировал, и он продолжал себе спокойно есть картошку. После того же, как он воскликнул в третий раз: "Когда же, наконец?", - Паша Темирязев сказал:

- Дурак ты, Моцарт! И сам того не знаешь.

- Почему дурак? - вступился Василий Петрович Мокроусов. - Это вопрос!

- Родился артистом, что ж вопросы задавать? - сказала вдруг до того молчаливая актриса Васечкина. - Надо терпеть!

И тут крепкое пойло, настроенное на старых декорациях, видимо, ударило Паше Темирязеву в голову, потому что он вскочил и крикнул:

- Я не родился артистом, я родился - человеком! - и ударил себя в грудь с такой силой, как будто хотел пронзить ее кинжалом.

- Все мы родились че-ло-ве-ка-ми... - невозмутимо заметил Меченосцев-Ванюшкин, и медали его скорбно забухали.

- Я уйду из Театра! - продолжал кричать Паша в экстазе. - Уйду! Уйду! В дворники! Я фотографировать умею! Я мужчина красивый!

- Никуда ты не уйдешь, так что не трепыхайся... - меланхолично заметила актриса Васечкина, дожевывая последний кусочек картошки. - Из Театра не уходят.

- Мне пора... - сказала Малышка и в сопровождении Василия Петровича Мокроусова стала подниматься по крутой лестнице, слыша за спиной крики Паши Темирязева:

- Уйду! Уйду! Уйду!

Потом он заплакал. Потом все стихло и наступила тишина. Последнее, что слышала Малышка, - это голос Меченосцева-Ванюшкина:

- Господа! Чья очередь мыть сковородку?

Преодолев несколько коридоров, подъемов и спусков, а один раз даже воспользовавшись веревочной лестницей, Василий Петрович Мокроусов остановился у очередной двери и сказал, что дальше Малышка может идти одна, потому что препятствий уже не будет. Когда Малышка принялась его благодарить, он галантно ответил ей, что благодарности все это не стоит, и неслышно исчез за ее спиной. Малышка толкнула дверь и вошла в театральное фойе...