Большое Сердце

Сопровождая короля в его величественных перемещениях от замка к замку, я как-то незаметно для себя стал усердным участником заседаний в Совете. Я, право, впервые полностью разделял жизнь двора и с удивлением отметил, что жизнь эта состоит почти поровну из скуки и веселья – двух состояний, доселе мне мало знакомых. Скука царила в замке долгими часами. Жизнь приучила меня просыпаться рано, и я обнаружил, как все безмолвно и недвижно поутру в замке, пока все спят в своих апартаментах. Это время было отдано лакеям и горничным, а те хранили тишину, чтобы не нарушать свободу, которую она им обеспечивала. Томительной была и вторая половина дня – то из-за дождей, которые приносили мрак и уныние, то из-за того, что солнце и теплый томительный воздух в разгар лета внушали размягченному сознанию желание вздремнуть после дневной трапезы или пошептаться о чем-нибудь. Но к вечеру все пробуждалось, и в замке воцарялся праздник. Сияние канделябров, упоительный запах благовоний, игра красок, нарумяненные лица – все способствовало тому воодушевлению, которое начинало проявляться перед ужином, а угасало поздней ночью.

Я сумел оценить утонченность Анжуйского дома, превосходившего в то время другие дома: Карл Анжуйский во главе Совета, Рене – в будущем тесть короля Англии, королева Мария, которая при своем весьма неверном муже не переставала плодить наследников, – куда ни сунься, всюду были выходцы из Анжу. Я был мало знаком с главой этого дома, королем Рене, ничтожным политиком, утратившим все, чем он владел в Италии, и бывшим королем Иерусалимским только на бумаге. Однако надо отдать ему должное: жить он умел. До той поры я истово служил на благо роскоши, однако парадокс заключался в том, что проку от этого для меня не было никакого. С детства я мечтал о дворце, но, как и в детстве с отцом, попадал туда как лицо стороннее, никогда надолго не задерживаясь. И только встретив Агнессу, резко переменив свою жизнь, я вдруг почувствовал волнение: я понял, что и впрямь могу поселиться в богатых покоях, занять при дворе свое место и жить в череде сменяющих друг друга празднеств.

Эта перемена, при несходных причинах, очень походила на то, что довелось познать королю. Прежде он, как и вся его семья, вел суровый образ жизни. Его появления на людях сводились к четырем приемам: на Пасху, Пятидесятницу, День Всех Святых и Рождество. Король раздавал подарки придворным и присутствовал на торжественной мессе. Затем следовало застолье, в конце которого слуги разбрасывали монеты под крики: «Щедрость, щедрость!» Просто, быстро и, в сущности, не очень-то весело. Когда королю открылся доступ к наслаждениям, некоторые обычаи, распространенные при других дворах, были введены и у нас.

Главным распорядителем этих новых увеселений, бесспорно, был король Рене. Он вкладывал в них столько сил, что это вызывало восхищение. В то время обстоятельства особо благоприятствовали ему, и, когда мы присоединились к нему в Нанси, он устроил нам поистине апофеоз всевозможных развлечений. Благодаря разъездам, разветвленности родства и собственному любопытству король Рене был в курсе всего, что делалось в Европе по части празднеств. И в этом он желал первенствовать. Он содержал труппы артистов, привлекал различных посредников. Именно он ввел во Франции обычай «па»[26], который издавна был распространен в Бургундии. Эти «па» представляли собой рыцарские турниры, замысловатые правила которых были составлены в Германии или во Фландрии. На этих праздниках старинные воинские и придворные рыцарские аксессуары соседствовали с современными роскошными придумками: оружием, украшенным чеканкой, роскошными костюмами и грандиозными представлениями, предшествовавшими турнирам.