На самом деле этот мелкий тип был законченный дурак. Доведенная до крайности приверженность правилам подменяла в нем самобытность. Я в этом убедился, когда в перерыве между двумя поединками мне представилась возможность побеседовать с ним. Прогуливаясь мимо его слуг, я понял, что не стоило рассматривать доспехи этого рыцаря вблизи. Кожаные части его доспехов были иссохшими и растрескавшимися, ткань вся в заплатах, а кони, лишенные былой роскоши, некормлеными и тощими. Эти подробности меня несколько успокоили: они делали этого рыцаря более похожим на человека, а главное, более соответствующим тому сословию, олицетворением которого он слыл. Как и у остальных рыцарей, денег у него не было. Мир, в котором, как ему казалось, он вращался, не имел ничего общего с миром рыцарей былых времен. Что толку от того, что он спешил попасть с одной схватки на другую, что его всякий раз принимали роскошно, – все равно он едва сводил концы с концами. В разговоре я вынудил его коснуться и денежных вопросов. Он в ужасе посмотрел на меня. Я понял, что его приверженность героической рыцарской жизни до скончания веков не была притворной. Он упорно отказывался видеть мир таким, каков он есть, и воспринимал людей вроде меня с таким же презрением, каким их обливали его предки. Если бы я не видел, как Агнесса восхищается им и бросает на него, как мне чудилось, влюбленные взгляды, может быть, я и не стал бы загонять его в угол. Но я не смог отказать себе в удовольствии поставить его в весьма затруднительное положение. Он знал о том, какую роль я играю при дворе, и не мог ответить мне грубостью. Защищаясь от моей бесцеремонности, он смог только что-то сбивчиво пробормотать в ответ.
Я напрямую, как привык вести себя с дворцовой знатью, предложил ему новых лошадей и кожу, доставленную из Испании. Безо всякого стеснения ощупывая его изношенные доспехи, я безжалостно расхваливал качество генуэзских кирас, заметив, что ему следует наведаться в Казначейство, чтобы подобрать себе кирасу по росту. Поскольку он уже задыхался и отчаянно искал повод сбежать, я еще более усугубил его страдания, предложив выплатить в рассрочку ту сумму, которую он сочтет нужным потратить. Объятый ужасом и более беспомощный, чем если бы на него напал огнедышащий дракон в Бросельяндском лесу, Лален, не дожидаясь помощи слуги, решил сесть в седло. Его доспехи звенели, как кухонный таз, он трижды попытался забросить ногу на круп лошади. Выкрикивая «Спасибо! Спасибо!», он рысью помчался прочь, скособочившись в седле и ничего не видя из-за шлема, который съехал ему на глаза во время этих акробатических упражнений.
От этих отдающих тленом развлечений у меня остался горький привкус, во всяком случае, мне они пришлись не по душе, и остаток праздников я пережевывал свою досаду. Решение было принято: нужно вернуться к прежнему образу жизни, ибо жизнь при дворе явилась нелепым эпизодом. Я составил ложное представление относительно чувств Агнессы, да и на что я мог уповать? Эта интермедия была припадком безумия, той своеобразной меланхолией, которая настигает мужчин в середине жизненного пути, заставляя их ни с того ни с сего вообразить, будто можно начать другую жизнь, осиянную опытом первой. Я только искал случая сообщить о своем решении королю и убедить его не противиться моему отъезду.
Право, не знаю, стоит ли сожалеть об этом или считать, что это было к счастью, но, как бы то ни было, намерения мои рухнули на следующей неделе, когда Агнесса позвала меня отправиться с ней в Ботэ[28]
.Король, в течение длительного времени проявлявший умеренность, граничившую со скупостью, теперь полюбил тратить деньги. Он выражал радость или благодарность, раздавая подарки. С каждым рождением ребенка королева получала роскошное платье, так же запросто Карл, как я уже говорил, приобрел для своей любовницы большой алмаз. Победы над англичанами предоставили ему возможность делать и другие, еще более значительные дары, поскольку это были земли, отнятые у противника. Вообще, военные трофеи шли на то, чтобы вознаграждать наиболее отличившихся военных или же лиц из придворного круга.
Смешав два обычая – преподносить подарки любимым и монаршую привилегию жаловать земли, – король вздумал подарить Агнессе какое-нибудь имение. Сомневаюсь, что это поместье он выбрал сам, потому как скаредная натура заставила бы его остановиться на чем-нибудь более скромном. Вероятно, Агнесса сама испросила себе Ботэ. И получила его.
Знаком ли ей был этот замок прежде, или ее соблазнило его название?[29]
Во всяком случае, выбор ее был великолепен, даже слишком, так что не обошлось без скандала. Ботэ, построенный Карлом Пятым неподалеку от Венсенна, – один из самых красивых замков Франции. Дед Карла сделал его своей любимой резиденцией. Ришмон отбил его у англичан пять лет назад.