Большое собрание произведений. XXI век

Он издал книжку за свой счёт и собирался издать вторую.

Он сказал:

– Я малопьющий. Сколько ни пью, всё мало.

Компания была из людей искусства.

Меня он вычислил правильно.

Я был холост, и деньги были только у меня.

Какое-то время мы ждали.

Кто-то даже сказал, что сейчас со спиртным плохо.

Кто-то сказал, что не надо было умничать с соком, а брать водку к коньяку.

А кто-то поинтересовался:

– Это у вас были последние деньги?

Я сказал:

– Нет.

– Дайте мне рублей пятьсот. Я куплю просто водку и воду.

Я долго сморкался, куда-то выходил.

Звонил кому-то.

Вернулся и дал ему пятьсот рублей.

Я в этих местах ещё не бывал.

Где тут у них гастроном?

Сидим, ждём, беседуем.

Хотя я молчу.

Все мне сказали:

– Вот этому дай. Он обеспеченный человек.

Теперь ни выпить, ни уехать.

Ценники и ярлыки

Сейчас много крутых мужиков.

В дорогих пальто, в дорогих туфлях, в дорогих часах.

И ценники свисают.

С воротников, с браслетов.

На туфлях.

На подошве при ходьбе видны.

Сорочки с картонными подворотничками.

Крошечные ценники на запонках, на обручальных кольцах, на носках.

Цена машины под лобовым стеклом.

Прочесть прохожий успевает.

Дипломы об окончании всевозможных заведений с ценниками.

В портфелях.

Там же образцы трудов печатных.

Ручка дорогая с ярлычком.

«Пингвин» и «Пеликан».

Во рту зубчики эмалированные.

Со справкой, ценником и сроком службы.

Искусственный хрусталик в глазу самый дорогой, на крыше лыжи с ценником, костюм для спуска, ракетка с ярлыком и фирмой.

Мобильный с переводчиком, без фотоаппарата – так дороже.

Вот цена…

Багаж из самолёта с биркой «VIP».

На фоне сумочки «Гермес».

На эту сумку мода не проходит, вот ярлычок, гарантия, будет модно в XXIII веке.

Если, конечно, люди сохранятся.

Что там ещё в аксессуарах?

Рентген дыхательных путей, стоимость подтяжки по количеству морщин, прыщей, обвислостей и впадин.

Мужской корсет подкожный вшитый, из титана.

Сустав ноги титановый…

На рентгене – стоимость.

На просвете в аэропорту – названье фирмы.

Счёт из ресторана «Пушкин».

Полностью оплачен, сумма чаевых.

Вылет оплачен.

Пирожки заказаны домой, с телятиной.

Три томика издания «ЭКСМО», два переводных, один отечественный о Рублёвке, пропуск в фитнес-центр с массажем эротическим – всем телом в масле.

Вы не стесняйтесь, в случае оргазма мы подметём.

Нательный крест и обрезание.

Спортивное авто прогулочное.

До причала и обратно.

И крики:

– Неужели это он!..

– Да ты похорошел!

– Да ты в такой прекрасной форме!..

Два мобильника специальных к двум любовницам.

– А это тренер по фитнесу для непереедания.

– Что же он, за столом к нам будет приставать? Давай за дверью пусть посидит. Пускай орёт оттуда.

– Ну молоток, мужчина в стиле, в возрасте, в прекрасной форме. Но одинок. А дети где?

– Воспитываются под Лондоном.

– А где жена?

– Растёт в Париже в католическом лицее.

За ней следят родители, так ничего и не понявшие: кто откуда, откуда сын у них сегодня, кто его друзья, чем занимаются.

Откуда бабки-деньги-мани-евро…

Откуда?

Как взрывом принесло.

Ведь не было всю молодость, всю половую зрелость.

Всю папину зарплату, всю Аликину школу.

– Алик! Я боюсь!

– Маманя! Цыц!

Законно всё. Я депутат районной думы городской, его помощник. Вот диплом, значок, автомобильная трёхцветка.

Люди уважают.

Пей, батяня, носи, маманя, золотой браслет.

Вот проба.

Вот цена.

Шеф безупречен.

Бизнес прибыльный.

На именины вызван молодёжный балагурный коллектив из Томска.

Ребята шутят – на века, бессмертно.

Импровизируют между бокалами.

Между телами.

Между гостями.

Как асы.

Новая волна перед горячим.

Фейерверк на уровне.

По шуму круче Курской битвы – падение Берлина.

Три жертвы среди мирных жителей.

Пять пенсий от увечий…

Но салют.

Лесным пожаром выписана цифра «Алик 40».

Сверху рейсовые сообщали.

Ты только ценник не снимай и не выбрасывай коробку…

– Гости дорогие – за моих родителей!

Они и не подозревали, что выходили гения.

Я ещё годовалый, в яслях, ручонками искал капитализм.

Нашёл. Попал. Удача.

Смелость. Риск и – «пожалте к кассе».

Мы вырвались из стадии первоначальной, теперь потери учтены в пределах риска.

Двадцать пять процентов.

Остальное пусть растёт.

Маманя тело старое полощет у испанских берегов.

Я на Карибах.

Дети в Англии.

Душа в Москве…

Всё, что копили старики за жизнь, по стоимости – один мой день.

Вернее, один мой час, вернее – одна минута.

Всё! Я пошёл в кровать.

Приятно проводите время!

Уводят ребёнка

Ну что же.

Поздравляю.

Всё. Из тайн остались только военные.

Сыну десять лет. Чего ему нельзя знать?

О чём нельзя говорить?

Как я могу круглые сутки бегать за ним, выключать телевизор?

Утром, днём, вечером.

Не помню уже, что я хотел от него скрыть?

Голых полно с шести утра по всем каналам.

В любой рекламе вечерних программ.

Они ж хотят завлечь-привлечь.

Завлечь.

Прилечь.

Раньше я ему: «Закрой глаза!»

Затыкал уши руками.

Жалко его.

Синяки у него от пальцев моих.

Они его калечат внутри.

Я – снаружи.

– Не смотри! Не слушай!

Выйди. Вернись. Нет, выйди-выйди. Сиди. Уйди. Войди-выйди.

Не успеваем мы.

Затихает он.

Прорываются они к нему.

И тут же в душу.

Сын вдруг в десять лет:

– Папа, я голубой?

Дочь:

– Папа, меня тянет к маме.

Сына – к дяде.

А те, кто хочет заработать, спрашивают: