Большое собрание произведений. XXI век

* * *

– Да, она играет на скрипке. С ней это есть.

– А что с ним?

– С ним это тоже. Он ей аккомпанирует.

Семёну Теодоровичу Альтову

Сеня Альтов!

Очень талантливый, смешной и грустно-популярный писатель. При очень красивой жене.

По жене, не читая, поймёшь – талант.

Потому что это проверено мной: возле таланта всегда красивая женщина.

Они чуют талант, а мы чуем их и через них уважаем талант.

Там ещё и сын не дурак, и пёс не из последних.

В общем, ему было чем завоёвывать Петербург, когда мы разъехались.

Семён! Дорогой Семён, мир твоих рассказов – короткий мир абзаца, где коротко, но ясно.

Это – как рыба, которая целиком помещается на тарелке, а не кусок фюзеляжа.

Твой стиль чтения – мрачный бубен себе под нос – раскачивает зал от лёгких позывов смеха до крупных схваток хохота.

В его рассказах есть главное: прочитаешь их – и чуть легче.

Он относится к нашей жизни легко и весело.

Нашу жизнь вы знаете.

К ней можно относиться серьёзно, тогда надо переживать: на выборы бегать, на митингах кричать, за демократов болеть, за стариков переживать.

А можно и несерьёзно: тогда – цирк и всё. А мы в этом цирке зрители, хотя и на манеже.

А что жизнь? Ты поёшь и воспеваешь – она не меняется. Проклинаешь и плачешь – она не меняется.

А старики? Ну и что? Все там будем.

А дети? Ну и что? Все там были.

Смысла в нашей жизни нет. Остального – битком.

У нас живёт, кто может. Живи – веселись.

Добыл кусок хлеба и рюмку водки – живи.

Чуть выпил – вызвал лёгкое ликование, брызнуло солнышко, застучали поезда, застрекотали цикады, пропал дым.

В общем, страна маленьких производственных недостатков и огромных умственных достижений.

Если чуть подготовить, то население с радостью проголосует за то, чтоб ему не давали землю, отняли квартиру, уменьшили зарплату, повысили цены, чтоб оправдать выбор, который они сделали, когда нас ещё не было.

Значит, если к этому относиться серьёзно, то повеситься ничего не стоит.

А если легко, как Сеня Альтов – мой старый верный друг, – то можно писать смешные рассказы, глядя на мир сквозь собачью шерсть и розовое вино.

Когда я себе говорю: ничего – перетерпим, переживём – рыдания сами рвутся из груди.

Так что – ничего – переживём.

Будем читать Семёна на ночь и с утра под закусочку.

Я вам говорил, что люблю с утра.

Веселитесь, друзья, читайте Альтова на фоне алкоголя, гололёда, попсы, бастующих стариков и независимых судей.

И жить станет легче и короче, как краткая вспышка неисправного телевизора.

Пьеса

Он на ходу выбросил сигарету из трамвая.

А она попала ему же в рукав.

Он сидит, держит вот так руку и говорит:

– Чем это пахнет?

Я напротив.

Я молчу.

Он уже кричит:

– Кто жжёт нитки?

Я молчу.

У него костюм новый.

Рукав прогорает.

Я молчу.

Очухались, когда весь рукав сгорел.

Он мне в морду, почему я молчал?!

Я сошёл.

Вот вам люди!

Была Академия наук

Такая раньше наука была.

Расцвет.

Отвезёшь академика на дачу – пять рублей.

Академик Белов – как только садится в машину, говорит: «Абрамцево». И пятнадцать рублей кладёт. Три счётчика.

Румянцев – десять рублей.

А один новенький был водитель.

Академик даёт ему пятьдесят копеек: «Иди пообедай…»

А того взяло.

Он академику даёт рубль: «Иди, ещё лучше пообедай».

Этого парня сразу уволили.

Да! Наука была! Увольняли мгновенно.

Управление делами Академии наук – страна в стране.

Ракеты, химия, космос – всё у них.

Силища огромная.

Академик только в гараж позвонит: не хочу, мол, того чёрненького – и того сразу увольняют.

Все делали, как академик скажет…

Наука была!

На науке всё стояло.

Работяг назвали «гегемоны, пролетариат».

А что мы видели?

Водка в очередях.

В магазине «Сыр» какие-то билеты на поезд.

Сыр только на вывеске.

Молоко в пять утра.

Лекарства только через академика.

Ни черта у гегемона не было.

Партия была, армия была и наука была.

Да! Наука была!

Управделами Академии в курином жиру плавал, в бульоне жил. Бог и царь.

Города у него были.

В гараже запчасти, слесари чуть не в галстуках.

Лучшие девочки СССР возле академиков днём и ночью дежурили.

Вдруг старуха жена заболеет или, прости господи, душу отдаст.

Девочка тут же сочувствует, гладит академика, утешает…

– Ой, я побуду пока возле вас, Игорь Петрович, ой, пока вам легче не станет… Ни о чём не беспокойтесь – я всё устрою. Все формальности возьму на себя…

Такая пигалица, а все слова знает. Я же водитель, я всё слышу.

И тут же уборку дачи, мытьё посуды, коврики вытряхивает – уже в чалме, в халатике, ножки быстрые, красивые, бесшумные.

Пылесосом жужжит подальше от академика.

Сутки работает, не подходит к нему.

Природа такая сообразительная.

Вторые сутки работает.

Со мной по магазинам мотается, не подходит к нему…

С пылесосом «Днепр», такой был чёрно-красный.

И музыка, симфоническая музыка печальная… Мол, Шопен…

Где она про Шопена узнала – любит Игорь Петрович.

Как она этого Шопена вынесла?!

Месяц играла Шопена.

Сейчас там, конечно, Киркоров поёт. А тогда – Шопен.

Я теперь, как женщину с пылесосом увижу, всем кричу: «Осторожнее, мужики! Врассыпную!..»

Но всё равно не спасёшься…

Одного поймает.

Про львов смотрели?

Там львица охотится…

В гущу буйволов бросится – всё…