Большое солнце Одессы

Не понимаю, ведь солнцу уже давно пора взойти. Я не чувствую усталости, но не может быть, чтобы я не устала. Нельзя столько проплыть и не устать. И нога левая будто в чулке резиновом. Ну и что ж что в чулке! В чулке — так в чулке. А все-таки неприятное ощущение — вроде приживили чужую ногу. Но ведь это не судорога; нет, это не судорога. Может, повернуть? Или лучше к лодке? Лодка ближе. Нет, туда нельзя, я голая, а там мужчина. Надо повернуть — сама доберусь до берега. А солнце? Ведь оно еще не взошло. Ах, мало ли что!

Берег был далеко, невероятно далеко. Песчаная отмель пляжа не была видна вовсе. Казалось, вода подходит к самому обрыву, хотя между ними — обрывом и морем — умещаются тысячи людей.

Боли в ноге еще не было. Но ощущение, что она должна вот-вот возникнуть, не покидало ни на секунду. Обе ноги действовали согласованно, как и прежде. Но левая занимала все больше места, и, когда пальцы ее свело стремительно нараставшей щемящей болью, не осталось ничего, кроме левой ноги.

— Не надо думать о боли, не надо думать о боли, — шептала девушка, и где-то в глубине, за этими приказами, трепетала бессловесная мольба: пусть только пальцы, только пальцы.

Боль немного утихла, но одно неосторожное движение — и судорога возобновится. Девушка глянула вверх: высоко над головой росла огромная дуга — след невидимого реактивного самолета. Дуга была розовой. Для человека на самолете солнце уже взошло. Значит, скоро и она увидит солнце. Только не надо волноваться, не надо суетиться — и все будет хорошо. Взойдет солнце — и все будет хорошо. В это утро взойдет то же солнце, что восходит каждое утро.

Но почему бы не двинуться чуть быстрее? Чуть-чуть. Ведь пальцы уже не болят, только резиновый чулок все еще стискивает ногу, только чулок.

Девушка осторожно подбирала ноги и так же осторожно распрямляла их. Но каждое движение ног к туловищу сопровождалось тягостным ожиданием судороги. И то, что судорога не возвращается, казалось неправдоподобным и неестественным. А может, судороги и не было, вовсе не было? Ну, конечно, не было.

Где же солнце? Почему нет солнца? Солнце! Девушка вдруг почувствовала, как мир стремительно погружается в океан света, надвигающийся не откуда-то извне, а идущий изнутри — из земли, из воды, из воздуха. Нет, это было даже не стремительно, потому что и стремительное во времени. А это было вне времени.

Солнце взошло. Человек забыл об осторожности: когда светит солнце, не должно быть боли. Но боль появилась. И росла от пальцев к колену, хотя человек внушал себе, что боли нет. А потом, когда боль стала невыносимой и когда уже нельзя было внушать себе, что ее нет, осталось только одно: вытянуть левую ногу и не тревожить ее. И не отчаиваться, ни в коем случае не отчаиваться. В конце концов, одна нога и две руки — это не так мало. Ведь плавают и с одной ногой. И вообще, в среднем на человека приходится меньше двух ног. Особенно после войны.

Ах, какая глупая статистика. Никогда не думай, что тебе труднее, чем всем. И никогда не думай, что другие сильнее тебя.

Черт возьми, все-таки трудновато с одной ногой. А что, если и правая откажет? Но она не может отказать, она не должна отказать! Где-то здесь путь к берегу пересекает холодное течение. В холодной воде судорога усиливается. Но зачем об этом думать, если к берегу все равно нет другого пути. К тому же правая нога действует безотказно, и нет оснований беспокоиться о ней.

Ну и холодная вода! Неужели она казалась мне приятной, неужели она приносила бодрость? Просто не верится. И нет ей ни конца ни краю.

Каждый рывок тела приближал девушку к берегу. Но глаз все еще не обнаруживал никаких изменений, море по-прежнему подступало к самому обрыву, и знание утрачивало свою убедительность.

Но все-таки я приближаюсь. Берег большой, и потому он изменяется незаметно. А лодка и человек опять стали меньше, гораздо меньше. Значит, берег уже не очень далеко. А правая нога — молодчина. И руки тоже. Странно, о своих ногах и руках я думаю, как о посторонних. И хвалю, как посторонних, будто моя воля — это не их воля. Надо бы проверить левую ногу. Боже, какая боль, какая дикая боль. Во всем теле боль. Нет, больше не буду. Смелость смелостью, но нельзя же быть дурой.

Левая нога совершенно одеревенела. Теперь она уже была не просто балластом, теперь она была помехой. Движения правой ноги стали осторожнее и напряженнее. И вместе с напряжением росла усталость, наполняя вязкой тяжестью все тело.

Я устала, немножечко устала, говорила себе девушка. Но иначе и быть не может. Так бывает всегда, когда трое работают за четверых. И даже четверо тоже устают. Ну что, попытаемся отдохнуть? Попытаемся, дорогие мои.

Она легла на спину. Над водой остались только лицо и соски. Розовые соски с розовыми пятачками в основании. Но солнечный луч, пронизав тонкий слой воды, обласкал все, что было обращено к небу. И девушка опять подумала об Ангаре, хрустальные воды которой не скрывают дна.