Большой аргиш

Топко замолчал. Кукушку не перекукуешь! Дулькумо не стала придумывать ни добрых, ни обидных слов. Чего бить по пальцам огниво, когда нет кремня? Ноготь не даст искры. Она вколола иглу в набедренный замшевый ремешок, надвинула на него предохранительную металлическую трубочку и пошла в чум Рауля за советом… Она нарочно с шумом задернула берестяную дверь, чтобы кого-нибудь разбудить.

— Тут кто? — спросил из-под одеяла Бали.

— Я, дедушка. Пришла спросить тебя, что делать с ребятами?

— У нас с тобой одна забота, — ответил Бали. — Я проснулся давненько, лежу и тоже думаю о Пэтэме с Саудом.

— Идти искать надо! Ладно ли с ними! Какой еще мужик Сауд!

Дулькумо присела. От разговоров проснулись Рауль с Этэей.

— Нет, Дулькумо, искать их не надо. Сегодня третий день они ходят?

— Третий.

— Пусть ходят. Дальше ходят, лучше приметят тайгу. Будут голодны — научатся прямее ходить. Еда укоротит дорогу к чуму.

— А зверь если?

Бали понимал опасения Дулькумо. Он улыбнулся.

— Лесной человек живет с медведем рядом. Тайга без медведя — чум без жильцов… Встретятся теперь, потом бояться не будут.

— А как съест?

— Эко, съест! Не добыл, да съест. Если медведя бояться, тогда от молнии умирать надо. — Бали вздохнул и спокойно добавил: — Съест, другой раз не будет. Рога растут, чтобы падать.

Этэе стало страшно. Она вылезла из мешка и быстро стала одеваться. Дулькумо не знала, что делать. Идти на розыски или сидеть, ждать, ждать и ждать.

— Дума, дедушка, дятлом долбит сердце. Пора-то худая. Боюсь. — Начала опять Дулькумо.

— В чуме-то?! — шутил Бали. — Бойся, да не сказывай Сауду. Придут — смеяться с Пэтэмой станут. Я молчу.

В очаге затрещала береста. Рауль с завистью смотрел через дверную щель на серое небо, с которого, как с шаманской парки, повисли косые белесые кисти. Это падала на наст снежная перенова — каткая смазка для камысных лыж, мягкий пух собачьей лапе.

…Пэтэма выстрелила. Пуля вкололась горячей занозой в короткую шею горбоносой лосихи. Злая боль в сердце, муть отчаяния в глазах. Забыла она своих телят, дико кинулась лосиха на Пэтэму, гибель ей. Хруст наста, комки, пыль… Собаки с визгом рассыпались в стороны.

— К дереву! Стопчет! — слышит Пэтэма повелительный голос Сауда и бледнеет не в силах сдвинуться с места.

Сауд спустил курок. Растопорщенной птичкой возле Пэтэмы упал на перенову клок вырванной пулей шерсти. Удар в комолую голову остановил зверя. Моховым бугром лежала в продавленном насте добыча. Сбежались собаки. Шарахнулись телята, столкнулись, не зная, куда броситься.

В руках Пэтэмы сверкнул медный шомпол и туго прошла в ствол ружья пуля. Через мгновение прозвучал выстрел, один теленок упал. Пэтэма торопливо перезаряжает ружье…

…Они сидели рядом на постланной шкуре. От жаркого костра над ними качалась сосновая ветка, на снегу трепетала полднем. сжатая тень, собаки лежа возились у теплой брюшины. Пэтэма на вертеле жарила парное мясо сохатенка. Сауд в свернутый наспех берестяный чумашик выжимал из вымени молоко.

— На-ка! пей!

Пэтэма приняла из клейких рук Сауда оставленное ей молоко, выпила и в том же чумашике стала растоплять снег для питья. На черненьком прутике, что торчал из-под снега, выступила отпоть. Вокруг него таял наст и образовывалась снежная норочка.

Мясо было готово. Наелись. Напились воды. Сауд хотел закурить, то в кошельке не оказалось табаку. Лег головой на колени к Пэтэме. Пэтэма зажмурилась. Сауд весело запел:

Натораль доша, сатораль доша.
Ирче-ирче бигин.
Натораль доша, сатораль…

— Гук! — целым островом осел подтаявший наст, и оборвалась песня.

Насторожили уши дремлющие собаки. Поводливый заворчал, не подняв морды.

— Усь! — засмеялся Сауд. — Пэтэма, давай делать чум. На маленький покров шкур у нас хватит. Давай!

— Иголки нет. Чем шить?

— А ножик? Будем вместе шить. Ниток надерем из сухожилий сохатых. Еды хватит.

Четыре счастливых глаза смотрели на две большие распорки — между деревьями, сплошь завешенные мясом. На мясе сидела кукша и клевала. К вешалам на парной запах может прийти медведь, росомаха. Однако, об этом не думалось. Забылись утомительные дни поисков и погони за добычей.

«Что это? Кукше надоело мясо? Почему она перепорхнула на сосну? — подумала Пэтэма, прожевывая плохо прожаренный кусок. — Отчего порыжел лес?»

Оглянулись и не нашли в небе солнца. Стало ясно, почему кукша укрылась в хвою.

— Сауд, смотри, — вечер. Что, тут ночевать будем?

Сауд в разных местах потыкал палочкой в быстро стынущий снег.

— Нет, Пэтэма, пойдем. Видишь, снег подсох. До ночи надо попасть к стойбищу. Торопись.

Сауд встал на лыжи, закрыл шкурами мясо и пошел в темнеющий лес.

Собаки попробовали по-вчерашнему обогнать его, но испорченный теплом наст, их не держал. Они проваливались и принуждены были идти за Пэтэмой по лыжне.

Сауд не реже чем через сотню шагов махал пальмой и сдирал с деревьев узкими ремнями кору. От мяса к чумам он вел тес. Это была большая работа, но зато по запятнанным деревьям легко будет найти залабаженную сохатину.