Большой дом. Пожар

Омар понимал и это. Он смотрел на волнистую линию полей. Опаленная солнцем трава сухо шелестела; она напоминала то расплавленное золото, то рассыпавшиеся по плечам сверкающие волосы, которыми мать-земля лениво встряхивала, изнемогая от нестерпимого зноя. На западе возвышались привычно угрюмые горы, серые с лиловато-розовыми переливами. А время между тем совершало свой путь, и в душе ребенка звучала одна и та же родная заунывная мелодия.

— Вот так-то и идут дела на этом свете, — сказал старый человек, которого прозвали Командиром.

Омар перестал понимать, где он находится: среди ли природы, которую видели его глаза, или же на жнивье, которое ему описывал Командир.

У Омара был живой ум и здоровое тело; ему шел одиннадцатый год. Лицо мальчика нельзя было назвать красивым, но оно поражало своей выразительностью. Он был на редкость восприимчив. В ту минуту, когда Командир заговорил о машине, он ощутил запах металла. Лежа в траве, он думал: «Вот каков мир. Расстилаются поля пшеницы, золотистые и рыжие, как подрумяненный хлеб; то тут то там уже проглядывают бурые, переспелые колосья. Вдалеке виднеется дом французов-колонистов, которым принадлежит все — земля, хлеба, деревья и воздух, а в придачу — люди, птицы и, наверное, я сам. Все устойчиво, прочно в этом мире, все на своем месте среди окружающего великолепия: земля, ферма, изменчивое небо и рабочие, идущие в поле, чтобы вновь приняться за работу, и эта машина, и лысые горы, и мое дыхание — во всем есть какой-то порядок».

Мальчик так углубился в свои размышления, что, казалось, даже время остановилось. Щебетанье птиц среди листвы деревьев, ощущение покоя, гулкие удары, доносящиеся издалека, однообразное жужжание — вот что наполняло этот послеполуденный час среди мирной и знакомой природы. Командир продолжал свой рассказ.

Трудно было разобраться в происшедшем. Раздался страшный крик, все кругом содрогнулось от неистового гнева. Машина дико потрясала своими исполинскими стальными конечностями; какой-то человек попал в нее, и его тело раскачивалось из стороны в сторону, зацепившись за стальные зубья, которые вонзались в него все глубже и глубже. Крупные капли крови медленно падали на только что срезанные колосья. Развязка наступила с быстротой молнии. Среди оглушительного скрежета исковерканного металла сложная система стержней и рычагов сразу распалась; рабочий ударился о землю, слышен был только хруст переломанных костей — это был уже не человек, а черный бесформенный комок. Большущий пес прибежал, завывая, и замер, пораженный. Затем он начал оглушительно лаять. Спокойные в этот час поля ожили как по волшебству. Отовсюду сбежались батраки; они возбужденно столпились вокруг машины и заговорили все разом. Каждый пытался сказать что-то свое, спорил, объяснял.

Омар как бы воочию видел все это. Вот в центре круга уже остывшее тело батрака. Слишком поздно. Поздно — для чего? Человек умер, ударившись о землю.

У него был сломан позвоночник и перебиты почти все кости. Кровь текла не переставая и впитывалась в землю, на которой расползались яркокрасные пятна.

Омар лег ничком, тяжело дыша. Он слушал.

Огромный черный пес не отходил от машины. Он перебирал лапами и дышал, словно паровоз, его длинный язык вывалился наружу. Он вытягивал свою огромную морду, видно было, как дрожат его ноздри, как напрягаются мощные шейные мышцы. Несколько феллахов сообща прогнали его. Пес принадлежал колонисту.

«Проклятая собака, — бранились они. — Будь ты проклята вместе со своими хозяевами».

(Омар ясно видел бульдога; тот отошел, затем остановился, вытянул массивную морду по направлению к группе батраков и зарычал с сатанинской злобой, усевшись на задние лапы.)

Господин Огюст, человек лет пятидесяти, выбежал из дома, с шумом захлопнув за собой тяжелую дверь, и направился к феллахам. Люди смотрели, как он приближался, широко шагая. Его откормленное лицо лоснилось, огненные волосы блестели на солнце; грузный корпус покоился на толстых ногах; живот жирной складкой вываливался из брюк. Едва только он приблизился к толпе работников, большой черный пес подбежал к нему.

«Добрый вечер, господин Огюст», — сказали несколько феллахов.

«Господин Огюст, случилось ужасное несчастье. Посмотрите».

Господин Огюст машинально схватил сторожевого пса за ошейник; животное стало изо всех сил рваться вперед, яростно лая. Однако никто из феллахов не проявлял ни нетерпения, ни враждебности. Они попросту смотрели, ожидая, как поступит француз. Удерживая собаку, господин Огюст разразился проклятиями.

В ту же минуту появился другой француз, семеня своими до странности тоненькими ножками. Это был сам господин Маркус — человек, которого феллахи видели лишь в редких случаях. В его голосе послышалась дрожь: резкий, повелительный, он вскоре заглушил вопли приказчика, который в конце концов вынужден был умолкнуть.

«Не сметь его трогать! Эй вы там! Все отправляйтесь на работу! Да поживей!»