Большой дом. Пожар

Отдаю под твою охрану
Человека и ягненка,
Радость и терпение,
Сердце и все приношенья,
Все искусные руки —
Все, что сделано было
Вами, добрый работник,
Добрый крестьянин и пряха,
Добрая мать семейства.

Слиман ждал, повелительно требуя ответа. Феллахи, склонив головы, тоже ждали. Азиз посмотрел на них далеким, странным взглядом. Наконец он вздохнул и сказал:

— Бог не позволяет нам, мусульманам, впадать в отчаяние.

И Слиман продолжал:

Отдаю под твою охрану
Добрые времена
И песней своей говорю:
— Великие дни мира
Сызнова к нам вернутся,
И для народа столы
На площади мы расставим.
Перед тобой я склоняюсь.
Горы ждут терпеливо,
Реки ждут терпеливо.

В середине дня полицейские, возвращаясь в город, проследовали через весь район; они пришли утром и теперь уводили с собой нескольких феллахов. На их пути образовалась толпа. Старые крестьянки стояли у входа в хижины; молодые девушки и женщины поджидали арестованных. Они говорили о бедах, на них свалившихся. Вдруг все умолкли. Процессия приближалась. Крестьян охватило волнение. Все хотели видеть, кто именно взят. Женщины вышли вперед и даже смешались с мужчинами. Толпа росла на глазах; дороги наполнились феллахами, началась суета, хождение взад и вперед. Наконец все выстроились вдоль шоссе в один ряд. Вдалеке раздались нечеловеческие вопли, точно по покойнику.

Затем, словно по волшебству, крики прекратились. Прошло некоторое время — они не возобновились. Давящая тяжесть, сковывавшая деревню целую неделю, вдруг перестала ощущаться. Это произошло неожиданно: все феллахи, собравшиеся в поле, почувствовали это.

Показались арестованные. Они не говорили ни слова. Толпа дрогнула: послышались крики, заплакала женщина; она тихо всхлипывала, судорожно прижав ладони к лицу.

Блюстители порядка, взявшись за руки, подошли к толпе, которая отступила.

— Вот они, вот они!

Арестованные феллахи внезапно оказались совсем близко. Они были окружены полицейскими.

— Но почему же арестовали только их? — пробормотал хриплый, задыхающийся голос. — Почему не взяли всех?

Воцарилась мертвая тишина. Кто-то крикнул:

— Ура!

Этот возглас раздался в самом последнем ряду.

Полицейские и арестованные шли очень быстро, тесными шеренгами. Одно за другим появлялись серые лица — лица призраков. Какой-то полицейский шел сбоку, засунув руки в карманы плаща; он командовал. Феллахи шагали в своих покрытых грязью бурнусах, низко надвинув на лоб капюшоны. Они смотрели прямо перед собой, как бы загипнотизированные страшным видением. Казалось, что из глубины темных, запавших глазниц они все еще смотрят на пожар. Путь перед ними был свободен.

Лишь раз, когда кто-то из поджидавших процессию людей шагнул вперед почти с умоляющим видом и хотел заговорить с ними, несмотря на запрещение полиции, один из арестованных феллахов сделал неопределенный жест рукой и тихо, быстро проговорил:

— Оставь! Уйди!

Они шли. Один, другой, третий, много… Промежуток. Большой промежуток. Будут ли еще, или это уже все?

Боже мой, какой вид у этих людей! Кто это идет? Эти костлявые, неподвижные, полускрытые капюшонами лица, эти разодранные пыльные бурнусы… О! Возможно ли это? Они шли; вокруг них образовалась запретная зона.

Толпа опять была отброшена яростным напором полицейских. Но людские волны вновь прихлынули ближе. Арестованные, как слепые, двигались по дороге мерным быстрым шагом, сомкнутым строем.

Крестьяне стояли дрожащие, смущенные. Один из полицейских небрежно размахивал ручным пулеметом. Кто-то из толпы, потрясенный, стонал: «Ох, ох!» Казалось, глотка у него заржавела. Жандармы, тоже прибывшие в деревню, проходили: массивные, распрямив плечи, надвинув на лоб кепи.

Крестьяне, видя, что полицейские и пленники приближаются, незаметно передвинулись от края дороги на середину, туда, где должна была пройти процессия. Их несло вперед с силой морского прибоя. Можно было подумать, что они хотят окружить процессию, охватить ее тесным кольцом.

— Назад! — закричали полицейские.

Феллахи смотрели на них, не двигаясь, не обращая внимания на угрозу.

— Что вам нужно? — спросили стражники. — Все это вас не касается.

Феллахи не говорили ни да, ни нет; они только смотрели на полицейских.

Тогда те со своими пленниками начали медленно продвигаться вперед.

— Назад! Да назад же! Поняли вы?

Феллахи продолжали стоять; они смотрели на полицейских каменным взглядом.

— Говорите, что вам нужно?

Но феллахи не отвечали.

И полицейские взяли ружья на изготовку.

— Посмейте только подойти, пожалеете об этом! — предупредил тот, кто, повидимому, был их начальником.

Затем, обернувшись к своим, он приказал:

— Разогнать!

Свора полицейских накинулась на феллахов и грубо отбросила их.