Одним словом, на место отношения к большим экранным формам как к «штучному товару», редкому и ценному, еще и в силу дефицитности, пришли другие режимы восприятия и отношения к большим фильмам, многосерийным фильмам и вообще смотрению. Паттерн работа/досуг начал разрушаться, досуговое бытие захватывало все больше пространства и времени. И кино как таковое стало формировать атмосферу и даже стиль жизни, в котором любые деления на работу и досуг эфемерны и неактуальны. Теперь возможности восприятия резко опережали физические и временные способности отдельного индивида. Кинопрокат приглашал посвящать все больше и больше времени смотрению фильмов, оставаться в кинотеатре на два сеанса, а то и на весь день, фланируя из кинозала в кинозал, в буфет и обратно.
Дефицит кино сменился дефицитом психофизических сил зрителей. Некоторое время, где-то до середины 1990-х годов длился бесконечный кинофестиваль, безразмерный праздник освоения прежде недоступного или мало доступного мирового кинематографа. Конечно, все мы «выныривали» из восприятия кинофильмов и занимались другими делами. И конечно, сеансы так и оставались сеансами, а титры – титрами. Речь идет не о внутренней трансформации кинопроизведения и даже не о формате трансляции в кинотеатре и по ТВ. Но тональность восприятию задавали новая, повышенная плотность экранных произведений, высоко привлекательных для зрителя, и готовность зрителя тратить значительное время на просмотры. Благодаря всему этому, возникало состояние непрерывной внутренней подключенности к мировому кинематографу, непрерывное соотнесение его с другими искусствами, тоже активно циркулировавшими в жизненном пространстве в перестроечную эпоху. Происходило стремительное уплотнение медиасреды, насыщения ее новым, новым и новым для зрителей.
Перестроечное ТВ: безразмерные программы, сериалы и «запойное» смотрение
Телевидение эпохи перестройки, в свою очередь, разрушило прежний режим дефицита востребованных телепрограмм. Того, что «вполне можно смотреть» и даже «нельзя не смотреть», как тогда выражались, вдруг стало очень и очень много, притом во всех форматах.
Пространство телестудий стало взрывным, непредсказуемым, больше похожим на площадь, нежели на спокойную комнату. И домашние интерьеры с телевизорами превратились по атмосфере в филиалы этой телеплощади – там тоже кипели дискуссии, там комментировались программы, шедшие параллельно или показанные накануне. Обсуждались пересказы друзьями и знакомыми передач, своевременно не включенных или не записанных на видеомагнитофон. Ведь параллельно с телевизионным бумом происходил видеобум. Открывались продажи видеокассет и салоны проката видеокасет с записями не только художественных фильмов, но и востребованных телепрограмм. Одним из бестселлеров стала программа «Намедни», которая ассоциировалась с именем Леонида Парфенова и воспринималась как его сугубо авторское детище. Продавались наборы по несколько видеокассет с записями многих выпусков «Намедни».
То есть, практически наша медийная коммерческая среда стихийно приступила к перемоделированию режима восприятия экранного продукта. Программа, созданная как телевизионная, отрывалась от линейки программ (которую тогда называли «сеткой» или просто программой передач) и пускалась в свободное плавание. Такие кассеты покупали, чтобы смотреть с них интересующие экранные произведения с помощью домашнего видеомагнитофона, соединенного с телевизором. Все возвращалось на телеэкран, но в том режиме, который удобен зрителю, и в тех количествах повторных просмотров, на какие хватит энтузиазма и времени.