Рядовые люди позднего советского периода никогда не подпускались близко к политической кухне мирного времени. Средства массмедиа делали все, чтобы эта кухня, как и сам драматизм политической сферы, оставались вне дискуссионного поля советского общества. На закате СССР массы советских граждан будут обсуждать пункты выдачи спецпайков, спецобслуживание, закрытые санатории, пансионаты, поликлиники и прочие привилегии, но не политическую кухню, не закулисье фасада «общенародных» мероприятий. Одна партия, чисто формальные выборы, безальтернативная телепрограмма новостей «Время», тотальная официозность тона прессы и пр.
«Семнадцать мгновений весны» допустили зрителя на воображаемую политическую кухню и тем самым заставили его хотя бы на бессознательном уровне обнаружить само ее наличие. И, конечно же, удобнее это было делать на зарубежном материале. Фильм Татьяны Лиозновой наиболее последовательно формировал жанр политической драмы и прививал аудитории вкус к лицезрению мирных политических акций – тайных переговоров, заговоров, подслушивания и скрытого наблюдения, симуляции, фальсификации, двойной интерпретации политических событий, подготовки «политической почвы» для радикального пересмотра правил общественной и государственной жизни.
Художественные жанры большой экранной формы оказываются предшественниками Перестроечной эпохи, с ее многочасовыми политическими дискуссиями в прямом эфире, трансляциями заседаний правительственных органов, журналистскими расследованиями, новой эстетикой документального кино с обилием игровых постановочных эпизодов… Искусство, как это нередко случается, предчувствовало, готовило к переменам, призывало воображать, предвкушать, смаковать жизнь на политической кухне.
В конце 1960-х и до середины 1980-х годов новый жанрово-тематический формат экранного произведения – политическая драма или авантюрная драма с элементами политической тематики – был развит и воплощен разными сценаристами и режиссерами, на разном, во многом зарубежном материале. Этот формат, как и «Семнадцать мгновений…», не остался в рамках сугубо официальной культуры и идеологии, однако и не вступал в демонстративный конфликт с ними, работая в пограничном пространстве между одобряемым и незапрещенным. Конечно, с разной степенью убедительности.
Примечания
[238]
[239]
[240]
[241]
[242]
[243] Там же.
[244]
[245]
[246]
[247]
[248]
[249]
[250]