Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 2

А то, что мемуары отличали цепкая память автора, острый взгляд, легкий слог и чувство юмора, открывали в нем человека замечательного обаяния, живого ума и литературного таланта, было очевидно каждому читателю. Но не зря, видимо, княгиня Юсупова, прочитав две части воспоминаний князя, грозилась написать третью под названием «О чем не сказал муж».

Мемуары и мемуарист: проблема репутации

Во всяком случае, факт сближения князя Юсупова с Распутиным, характер полу-интимных встреч «порочного херувима» со старцем крайне неоднозначны: то ли князь заманивал его под предлогом своей гомосексуальности, от которой он якобы хотел излечиться гипнозом, ибо это мешало супружеству; то ли заманивал Григория Ефимовича, обещая устроить ему знакомство и встречу со своей женой, а тот имел на нее плотоядные виды; то ли заманивал его под предлогом своей слабости и утомляемости, в надежде, что старец излечит его, однако старец сам воспылал к нему противоестественной страстью – и так далее, и тому подобное, во многих оттенках и сочетаниях. В мемуарах князь придерживался третьей версии: «Распутин вечно похвалялся даром целителя, и решил я, что, дабы сблизиться с ним, попрошу лечить меня. Объявил ему, что болен. Сказал, что испытываю сильную усталость, а доктора ничего не могут сделать. „Я тебя вылечу, – ответил он. – Дохтора ничего не смыслят. А у меня, голубчик мой, всяк поправляется, ведь лечу я аки Господь, и лечение у меня не человечье, а Божье. А вот сам увидишь“» [87].

И что еще любопытно: князь Чегодаев, ориентированный в картине «MGM» на Феликса Юсупова как на убийцу Распутина, изображен идеальным беспорочным рыцарем, человеком чести и достоинства, патриотом империи и верным подданным императорской четы, в глазах которой был грязно оклеветан коварным старцем.

Что же до образа Распутина, то репутация его как нравственного монстра, помимо мемуаров князя Юсупова, была всецело поддержана и в СССР. Большая Советская Энциклопедия (1-е издание) писала: «Авантюрист, пользовавшийся неограниченным доверием семьи последнего российского царя Николая II… Использовал свою „святость“ как средство для разнузданного разврата… Распутинщина явилась ярким выражением мракобесия, изуверства, умственного убожества и морального гниения дома Романовых накануне крушения монархии» [88].

По такой официальной канве можно было вышивать любые узоры.

Вообще статьи первого издания Большой Советской Энциклопедии (1926—1947) в 65-ти томах, под редакцией О. Ю. Шмидта, содержали такие «густые» характеристики бывших российских императоров, что у читателя не должно было оставаться ни тени сомнения в их моральной и гражданской деградации. Авторам статей было не до исторической подлинности: следовало сообщить как можно больше грязного, порочащего, отталкивающего не столько даже о сути монархической власти, сколько о личности русских царей.

Начало было положено М. Н. Покровским, редактором раздела «БСЭ» «Русская история», который был широко известен афоризмом об истории как о политике, опрокинутой в прошлое. Во втором томе «БСЭ», вышедшем в 1926 году, политика «опрокидывалась» в царствование трех Александров: I, II и III.