Большой футбол

— Да знаете ли вы, сколько он рук переломал вратарям, пока ему не запретили бить одиннадцатиметровый удар! — кричит какой-нибудь «знаток» футбола, наивно веря в свои слова.

Мои молодые друзья! Даю вам честное слово, что никогда и ни в какие времена никому не запрещалось бить по мячу той или иной ногой, наносить любой удар, будь то одиннадцатиметровый штрафной или двухметровый с игры.

Никаких обломков рук и штанг на футбольных полях после игр никогда не находили.

Были, правда, случаи, когда ворота во время игры ломались. Так произошло в 1936 году в матче «Спартак» — ЦДКА. Но сломались они не потому, что в них попал какой-то чудовищной силы удар. Совсем нет! Сломались они потому, что нерадивый завхоз вовремя их не починил. Они через день, может быть, сами бы рухнули.

И не было такого смертоносного удара, который был бы опасен для жизни вратаря или какого-нибудь игрока.

Как правило, все эти легенды распространяют люди, мало знающие футбол. Случайные посетители стадиона, они ошеломлены колоссальный размахом этой игры. Все необычно здесь для новичка.

Необычным ему представляется и сам футбол и вся обстановка. И первое, к чему такой новичок отнесется с полным доверием, — это небылицы, романтически окрашивающие историю футбола. Но есть и просто любители присочинить, как говорится, для красного словца.

VI. ЮНОСТЬ ФУТБОЛИСТА

Перед зеркалом. — Оказывается, только дисциплины мало. — «Лентяй». — Трудолюбие. — И этого мало. — Тактика. — И этого мало. — Лирическое отступление. — Как? И боевой дух — это мало?! — Непокладистый футбол. — Спортивное самолюбие. — На месте центрального полузащитника.

Итак, вернемся к Павлу Канунникову, к моим четырнадцатилетним сверстникам, к первой детской команде МКС.

Я поставлен на место правого инсайда. Место левого полусреднего занимает младший брат Павла Канунникова, Николай.

Мой старший брат Николай введен в состав сборной Москвы на место правого крайнего форварда.

Поэтому для меня как-то особенно внушительно звучит, что в составе первой детской команды МКС на левом инсайде Канунников, на правом инсайде Старостин. Правда, не те знаменитые, а всего-навсего их младшие братья.

В день отборочного пробного матча я с утра надел свой футбольный наряд. Сто раз осматривал себя в зеркало. Принимал разные позы, как для фотографии. Перед началом игры я встану на центре поля, скрестив руки на груди, широко расставив ноги и вывернув носки внутрь. Вот так! Действительно, все было сделано именно так. Но почему-то принятая мною могучая поза никого не напугала и положения дела не спасла.

Мне-то казалось, что все идет великолепно. Один раз я дал удачный пас Канунникову. Раз предпринял попытку прорваться сам, но это, увы, не удалось. Странная вещь. Играя в футбол во дворе или на мостовой, я как-то чувствовал себя все время в игре, около мяча. Здесь же вдруг оказывался временами прямо-таки на каких-то пустынных островах. Меня ошеломили размеры настоящего поля. Строго соблюдая дисциплину места, я мало участвовал в игре и редко получал мяч. Я даже не видел его.

Вечером Николай, не видевший игры, спрашивает у Шурки:

— Ну, как наш дебютант?

Я затаил дыхание.

Шурка отвечает лаконически:

— Лентяй!

Все в мире потемнело. Первый удар по спортивному самолюбию.

На всю жизнь у меня осталось ощущение горечи от этого первого поражения.

Самое главное, что где-то в душе я чувствовал — Шурка прав. Я на поле стоял, размышляя по поводу размеров поля, соблюдал дисциплину места, а надо было бегать, действовать.

В дальнейшем я старался выработать в себе это чувство непрерывного действия. Но однажды опять был поставлен в тупик.

В 1926 году в команде мастеров я играл центрального полузащитника против знаменитой команды «Трехгорки». Наш коллектив тогда уже перебазировался с Пресни на стадион общества «Пищевик» (ныне стадион Юных пионеров).

После матча ко мне в раздевалке подошел левый край нашей второй команды Яков Колодный и одобрительно сказал:

— Ну и отработал ты сегодня! Какая же у тебя, однако, выносливость! Трудолюбивый, черт!

Мне это было очень приятно слышать: Шуркиного «лентяя» я никогда не забывал.

А позднее все же пришлось сделать поправку к понятию трудолюбия в спорте.

В те времена футболисты нередко встречались в кафе Филиппова или в баре «Ку-ку». Привлекали нас туда замечательные цыганские хоры.

Старинные романсы, таборные, полевые песни московских цыган в исполнении Христофоровой, Ланской, Бауровой доставляли огромное наслаждение. Дирижировал хором маститый Егор Поляков.

Одна из песен поляковского хора, «Матушка, грустно мне», часто исполнялась футболистами в пути или в чужом городе.

— Резва ноженька болит... — с надрывом пели футболисты. Чему же болеть у футболиста, как не резвой ноженьке!