Большой футбол

Опыт соревнований в высшей группе, умение играть ответственные матчи, традиции коллектива, правильная оценка противника — все это мне было совершенно незнакомо. Воздушный замок, построенный самоуверенностью молодости, распался, и со стен этого замка я полетел вверх тормашками, пребольно ударившись о землю.

Футбол оказался непокладистым: он наносил чувствительные удары. И наносил как раз в тот момент, когда меньше всего ожидаешь.

Вскоре я в этом убедился еще раз.

Перед каждой календарной игрой в нашем клубе заседала футбольная секция, наши признанные авторитеты. Секция намечала составы команд на очередную игру. Мы, ребята, затаив дыхание подслушивали из-за дверей мнения авторитетов о нас.

Перевод из второй в третью или из третьей в четвертую команду воспринимался болезненно. Было неловко, стыдно, досадно.

Несколько мальчиков из детской команды были кандидатами в пятую взрослую команду. Я тоже рассчитывал, что попаду, потому что товарищескую игру за пятую команду уже играл.

— Не может Андрей быть правым инсайдом, — вдруг слышу из-за двери голос председателя секции Михаила Ивановича Петухова.

У меня сердце оборвалось.

— Да, слабоват, пожалуй, — соглашается Канунников.

И меня переводят в запасные.

Вывешиваются списки с составами команд. У стен толпа игроков и болельщиков. А мне все кажется, что у всех только и на уме, что я из пятой команды переведен в запасные.

Но самое ужасное испытание впереди: надо в школе объяснить ребятам, почему я не поставлен.

Вся школа знает, что у меня брат играет за первую сборную, а я начинаю играть по календарю на первенство Москвы. Неважно, что за пятую команду, важно, что участник лиговых матчей.

А теперь вдруг меня «прокатили». Как сказать ребятам, что я в запасе? При одной мысли об этом краска заливает лицо.

— Ну что, играешь завтра? — задает мне вопрос Сергей Ламакин.

Рядом с ним стоят Надя Воротникова, Сима Шустрая и Оля Полонская, одноклассницы, при которых мне легче умереть, чем сознаться в своем провале.

Узнав об этом, Сима Шустрая громко засмеется и скажет что-нибудь вроде: «Ну и чемпион!»

Надя Воротникова ограничится надменной гримасой. А Оля Полонская соболезнующе покачает головой.

Нет! Я не могу сознаться! Уклончиво говорю:

— Играем, играем... — надеясь за множественным числом скрыть правду.

— О! Мы завтра поедем смотреть, — вдруг говорит Сима, и я чувствую всю мерзость моего малодушия.

Но отступать уже некуда.

— Конечно, пожалуйста! Обязательно приезжайте!

Я провел мучительную ночь. И когда утром шагал в Сокольники, то в тысячах вариантов придумывал наиболее правдивое объяснение девчатам, почему я не играю.

В Сокольниках я сразу залез в раздевалку и не показывался. Сидел и ждал. Ведь бывают же чудеса. Вдруг кто-нибудь не придет из основного состава. И тогда посмотрит на меня капитан и крикнет:

— Андрей Старостин! Выходи на поле!

Но чудеса случаются так редко... Скоро матч.

Появление в раздевалке каждого нового игрока я воспринимал как неумолимый шаг наступающего моего позора.

Но вдруг!.. Нет, чудеса случаются не так уж редко. Не явился правый хавбек Задышкин. И Прокофий Николаевич Соколов, дежурный член секции, вратарь и капитан пятой команды, закричал:

— Андрей! Одевайся! Сыграешь правого хавбека. Нет, я не заставил команду ждать себя.

По отзыву присутствовавших сыграл я эту игру вполне прилично. Но девчат, как оказалось, на матче не было. Ни Нади, ни Симы, ни Оли...

Да и бог с ними! Не в этом дело! Жалко, конечно, что они не видели игры. Но все равно чувство удовлетворения у меня осталось громадное. После «миллиона терзаний» хороший результат особенно радует. Значит, отметил я в дневнике, спортивное самолюбие у меня все же, наверное, есть.

Я вспомнил резкие слова Николая по поводу одного игрока:

—Да у него спортивного самолюбия нет! Его в состав не поставили, а он и ухом не повел — усмехнулся только.

Думается, что это правильно. Футболист, не обладающий спортивным самолюбием, никогда не достигнет высот. Не нужно только самолюбие путать с себялюбием. Или — что еще хуже — с самомнением. Если ты считаешь, что к тебе отнеслись неправильно, несправедливо — дождись своей минуты и делом докажи, кто ты есть. Делом! Игрой! Вот это будет спортивное самолюбие.

Примерно так я рассуждал тогда и был очень горд. На другой день по пути в школу я заранее предвкушал удовольствие от рассказа о вчерашнем матче. Как бы вскользь, я скажу друзьям, что у меня теперь новое амплуа в команде — я полузащитник. Между прочим, да, да, полузащитник! Будьте любезны!

Действительно, после этой игры я уже в линии нападения больше никогда не играл. В очередном матче меня поставили центральным полузащитником, на месте которого я прочно и обосновался.

VII. РУБЕЖ