Большой город

Олео напрягал слух, пытаясь разобрать слова за режущими ножами.

– Что ты сказала?

Дасти закрыла глаза и крепче сжала на цепи зубы. И соскользнула ниже.

– Я иду, иду! – вскрикнул Олео. – Только… держись!

По другую сторону ямы с ножами он заметил ровную железную поверхность. Он упёрся лапами и перепрыгнул, на мгновение почувствовав животом тёплый ветер от вращающихся ножей.

ВЖИГ! ВЖИГ! ВЖИГ! ВЖИГ!

Лапы коснулись железной поверхности и разъехались на слое жира. Олео треснулся головой о железо, упал, отскочил от края ямы с ножами и опять свалился на бегущий язык.

Не успел он подобрать лапы, как его тут же унесло в другую шипящую трубу. Сверху булькали и плевались форсунки. Олео сморщился в ожидании, что его сейчас сварит. Но форсунки всего лишь покрыли его мех тёплым слоем жидкого жира.

Вместе с блестящими подушечками корма его вынесло из шипящей трубы в барабан, который вращался и завывал, поднимая ледяной ветер. Олео швыряло и хлестало кормом, и наконец барабан провернулся книзу и вывалил их с едой в гнездо на странном железном дереве.

Он попытался выпрыгнуть, но сверху ему на лицо посыпалось ещё больше подушечек корма, а корм снизу заглатывал его лапы, потом колени, потом туловище и хвост.

– Даст… – закричал он, и его тут же накрыло с головой.

Олео не мог вздохнуть. Не мог пошевелиться. Корм набивался вокруг, точно оползень. И вдруг что-то подалось внизу под лапами, и он снова провалился – прямо в мешок усатого.

Олео из последних сил подтянулся вверх, выскочил и шлёпнулся на бок. Он лежал не шевелясь, тяжело дышал и ждал, когда фабрика перестанет вертеться. Он снова был на полу. Он выбрался из внутренностей Машины целый и невредимый.

Но дело ещё не сделано.

Шатаясь, Олео поднялся на лапы и стал принюхиваться, пока не обнаружил толстый провод, который, извиваясь, высовывался из хвостового конца Машины и вёл к затычке в стене. Теперь-то Олео понял. По проводам в небе Голубое летело на фабрику и здесь питало собой пылающие глаза Машины, её стрекочущие шестерёнки и лязгающие зубы. Если выдернуть хвост из стены, Машина встанет и не сможет переварить Дасти. Если только от Голубого с него самого сперва не свалится шкура…

Олео открыл рот над толстым хвостом Машины. Он почти чувствовал, как Голубое пульсирует внутри, щиплет ему язык и гудит на зубах. Он закрыл глаза и попытался сомкнуть зубы…

Не смог. Челюсть заклинило. Он сморщил бровь и напомнил сам себе, что Дасти нужна помощь. Что она погибнет, если он не выдернет хвост. Но рот отказывался кусать.

Тихий стремительный звук заставил Олео открыть глаза. Вокруг него опять собирались ворсистые тени. Какая-то крыса выскочила вперёд. И ещё одна. И ещё. Голые хвосты скручивались кольцами, а торчащие спереди зубы ходили ходуном, словно уже распробовали его плоть.

Олео выпустил хвост и скакнул через крыс. Те подпрыгнули и укусили его за грудь. Он бежал к Машине, а за ним с визгом и воплями катила волна теней. Он запрыгнул на железное дерево, промчался над барабаном, мимо форсунки с жиром и соскочил на бегущий язык. Он бросился против движения к яме, где орудовали ножи.

ВЖИГ! ВЖИГ! ВЖИГ! ВЖИГ!

Крысы ринулись следом – толкались, по швам Машины забирались наверх и кусали его за хвост. Олео добежал до конца языка и прыгнул. Он ухватился зубами за верхушку цепи, ляжкой ударил Дасти, и в то же мгновение волна крыс хлынула через край в яму с ножами.

ВЖГ!скрии! ГВЖ!иип! ВЖЛП!скриии!

ВЖГВРТ!ииии! ВЖЛГ!

Железо пережёвывало мясо и кости, пронзительно булькало и скрежетало – лисёныш в жизни не слыхал ничего хуже этого звука. Оставшиеся крысы, заслышав, как умирают их соплеменники, помчались по языку назад на спасительный пол.

Зубы Дасти возле хвоста Олео соскользнули с цепи, и она сорвалась в яму. Олео покрепче зажмурился, думая, что сейчас услышит то самое мокрое чавканье вперемешку с криками Дасти.

Но лопасти молчали.

А Машина…

та-ДА… БаХ тА… ДА брх та…

дА-бХ… БХ… бх…

…затряслась и закачалась из стороны в сторону. Язык у неё застучал. Суставы застонали.

– Отпускай, Олео, – сказала снизу Дасти.

Олео разжал на цепи хватку. Тем, на что он приземлился, оказались даже не лопасти, а полосы толстого железа, замершие и покрытые запёкшейся кровью. Крысы оказались Машине не по зубам.

та… ДА… бх БаХ ТА… да…

Пока Машина, останавливаясь, подрагивала вокруг, Дасти с рычанием набросилась на Олео, словно хотела разорвать его на куски.

– Ты зачем это сделал? – прижала она окровавленную морду к его носу.

Он посмотрел налево, потом направо – куда бы удрать?

– Нельзя было сюда запрыгивать! – процедила она. – Ты нас обоих чуть не лишил жизни.

– Я… – забормотал Олео. – Не мог же я допустить, чтобы ты стала собачьей едой. Ты ведь ненавидишь собачью еду.

Сердитый оскал на губах Дасти потихоньку растаял.

БУМ!

Дверь фабрики резко распахнулась, и чьи-то тяжёлые ботинки с топотом забежали внутрь. Сидя в сердце Машины, Дасти и Олео сжались и затаили дыхание.