Есть такой фильм – «Москва на Гудзоне», в нём снялся Крамаров, когда уехал в США. В этом фильме есть совершенно реальная деталь из нашей жизни: в провинциальном городе за туалетной бумагой стоит длиннющая очередь. Правильно. Но проблема в том, что очередь слишком хорошо одета… и слишком чисты тротуары… Они даже для фильма не смогли наплевать так, как мы наплевали в собственной жизни. Потом режиссёр этого фильма мне хвастался:
– Представляешь, я нашёл удивительную художественную деталь: в туалете в коммунальной квартире на очень ржавом гвоздике, – особенно он был рад, что нашёл очень ржавый гвоздик, – висит рулон туалетной бумаги. Ну как, здорово я придумал?
Я говорю:
– Чего ты придумал? В коммунальной квартире даже на очень ржавом гвоздике туалетная бумага будет висеть четверть секунды. Её снимут до того, как ты успеешь всё это снять.
Они не могут понять нашего юмора, потому что они прежде всего не понимают нашей жизни и нашего быта. Он мне задавал вопрос, на который я не знал, как отвечать. Вот вы бы смогли ответить цивилизованному человеку на вопрос: почему у нас вся страна в течение года по утрам заряжала тазики у телевизоров? Я ему говорю:
– Ну как, это у нас такой человек есть, который с экрана пасы руками делает в тазик… – И я понимаю, что выгляжу придуроком в его глазах после такого объяснения.
Я правда не знаю, как объяснять наш быт.
Приезжаем мы в гостиницу в Сочи, он заполняет анкету и совершенно серьёзно спрашивает:
– Почему я должен писать день своего рождения, они меня чего, поздравлять будут? – Щас, поздравит тебя наш швейцар, как же. Во всех странах мира швейцары подносят вещи и открывают двери, а наши – не пускают! С чувством выполненного государственного долга. Они и по лицам подбираются такие, чтобы сразу страшно становилось, когда заходишь.
Мы с ребятами недавно приехали в Калининград, в 6 утра заходим в гостиницу. Следите за логикой. В 6 утра с вещами мы зашли в гостиницу. Стоим. Подходит швейцар, спрашивает:
– Чё вам?
Я ему говорю:
– Послушайте, сейчас 6 утра, мы с вещами приехали в гостиницу. В гостиницу. В гостиницу. В 6 утра. С вещами. Чего нам? – Большая пауза. – Думайте, думайте… – Опять большая пауза.
Он мне говорит:
– Ну-ка, ну-ка, ну-ка… – Это новый генотип человека, во всём мире называется «хомо советикус».
Мы с этим режиссёром пошли в пивбар, я решил угостить его пивом. Это у них там 90 сортов, а у нас один сорт пива – пиво. Кислое, разведённое, фирменное. Наш, российский пивбар – килька, засиженная мухами, сильно засиженная, пиво – пена там и не ночевала. Анализ, что по объёму, что по цвету… и по сути. Только в России есть обгрызенные кружки для пива. Толстенное стекло. Как это можно? Любой помрёт, если разгрызёт такое. Наши держатся каким-то образом. Англичанин притронуться не может к этому пиву, ему противно. Знаете, как русских угощают кумысом, а там плавают лошадиные волосы… И тут так же… Вдруг появляется человек, который просто ждёт, что кто-то не допьёт. Наш человек, видимо, живёт в пивбаре. Сизое лицо. Даже не сизое, а цвета цирроза печени после одеколона «Ромео и Джульетта». Он видит, что два вшивых интеллигента сейчас не допьют, надо попросить… Но раз интеллигенты, надо по-интеллигентному выразиться. А как сплести фразу, он не знает. Думал-думал и сплёл:
– Какао, она жажду не утоляет, а вот пиво, та – да.
Режиссёр мне говорит:
– Переведи, чего он сказал.
Как я могу перевести «пиво, та – да»? Наша жизнь, Жванецкий прав, не переводима ни на один язык мира…
Мы с этим режиссёром прилетаем в город Минеральные Воды. Название города над аэропортом – «Минеральные Оды». Он меня спрашивает:
– Как название города?
– Ну понимаешь, это как бы у вас в Чикаго было бы написано «Икаго».
– А зачем нам писать «Икаго»?» – И я не понял, кто дурак в этой ситуации.
Потом мы с ним заходим в зал ожидания. Режиссёр, зная мою любовь к плакатам, говорит:
– Переведи мне два плаката.
– Где?
– Над урной. Над урной два плаката.
Тут даже я захохотал, хотя я ушлый человек, много за свою жизнь плакатов видел. Первый: «Соблюдайте чистоту, чистота – залог здоровья». Второй: «Плюйте в урну, она ваш друг».
Он меня спрашивает:
– Чего, совсем напряжёнка с друзьями у вас в стране?
– Да нет, это просто урну к предвыборной кампании готовят.
Мы подходим к дверям лифта в гостинице. Ну напишите, как во всех нормальных странах: «Не более трёх человек». Нет, наши толстолобики решили образное мышление проявить и нарисовали на дверях лифта трёх чёрненьких человечков и одного красненького. Красненького перечеркнули чёрным крестиком. Вот как вы думаете, что иностранец, увидев это, мог меня спросить? Без шуток… Совершенно серьёзно:
– Скажи, а что, коммунистам нельзя в лифт заходить? – Он не шутит, в этом-то прелесть его логики, цивилизованной логики!