Большой круг

Миссула,

1 декабря 1931 г.

Дорогая Мэриен!

Выбираю легкий путь и сначала отвечаю на вопросы. Я не ездил на машине, но, получив твое письмо, решил, что теперь буду ездить. Большое спасибо. Приятная перемена после дряхлого старика Фидлера или моего велосипеда. Ты спрашиваешь про Калеба. Я вижу его, как можно видеть волка в лесу – очень редко и с некоторым испугом. Он заходил на прошлой неделе, мы выпивали и слушали граммофон Уоллеса. Он не изменился, хотя, по-моему, чуть слишком играет роль человека гор, чего ожидают от него клиенты. К сожалению, Джильда совсем плоха. Я спросил, может ли он отправить ее к врачу в Денвер, но Калеб сказал, что она ни за что не поедет, и, думаю, он прав. По крайней мере, она перестала водить мужчин, поскольку Калеб дает ей много денег на выпивку.

Ты спрашиваешь, рисую ли я. Да, рисую. Попробовал маслом, хотя, если честно, основное время уходит на хандру. Может, что-то такое в доме, он превращает людей в нытиков. Девушка из Сиэтла – у меня не хватит терпения записать историю целиком, а у тебя, полагаю, не хватит терпения прочесть. Могу только сказать, я надеялся, она не будет занимать все мои мысли так долго. Я понял, мы любим не человека, а свое представление о жизни с ним. А потом остается грустить и о том и о другом. Я всегда думал, что поступлю в университет, а затем пойду в Службу охраны леса, но сейчас мне трудно представить себя там. После того как я навоображал жизнь с Сарой, прежние мысли кажутся убожеством. Мне ее не хватает, но вместе с тем я испытываю странную, мстительную потребность показать ей, хотя что именно, не знаю. Наверное, мне хочется, чтобы она пожалела, чтобы страдала, как я, и одновременно хочется быть человеком, который оградил бы ее от всех невзгод. Разве логично?

Калеб говорит: «Дай время», – хотя больше-то я все равно сейчас ничего не могу.

У Уоллеса дела, судя по всему, неплохо. Об этом говорят его письма и врач, хотя, по-моему, он еще нестабилен. Я звонил туда на прошлой неделе. Он будто выжат и высушен, как гриб, и теперь восстанавливается притоком свежей жизни. Уоллес сказал, теперь, когда он не пьет, мир кажется ему слишком ясным, слишком ярким, как солнце или снег. И еще он опять начал писать. Я поинтересовался, где он взял денег, но врач пояснил, что «покровитель» оставил дополнительный взнос именно для работы. Я никогда не смогу простить Баркли, но признаю доброе дело. Уоллес, кстати, чувствует себя очень виноватым, он плакал в телефон, у него такое чувство, будто он тебя продал. Никто никого не продавал, заверил я его.

Прости мои слова. Странное (и слабое) утешение слышать о притяжении между тобой и Баркли. После своего крошечного злосчастного романа я в состоянии понять, что притяжение может завести нас бог знает куда.

Но если ты не хочешь ребенка, то должна сделать все возможное, чтобы его избежать. Я тут небольшой знаток, но думаю, ты была права, когда использовала в письме слово «западня». Я знаю, ты веришь, будто Баркли по-своему любит тебя, но еще он пытается сломать тебя. Может быть, для него это одно и то же. От того, что уже случилось, не уйти, не обратить вспять, но, если у тебя появится ребенок, вряд ли ты найдешь в себе силы оставить его, как оставили нас. Надеюсь, когда-нибудь ты уйдешь от Баркли и найдешь дорогу к собственной жизни. Пожалуйста, Мэриен, не сдавайся. Не знаю, полезен ли я в качестве крыла, но всегда помогу тебе всем, что в моих силах, если ты попросишь. И даже если не попросишь, я буду стараться как могу.

Твой

Джейми.