Большой круг

Утром он еще живой, приходит в себя, лежит, скорчившись на голом сосновом полу. С трудом поднимается, наливает горячую ванну. Прикосновение эмали ужасно, вода полна угрозы, но тепло облегчает боль. Сжавшись в ванне, в розовой от его крови воде, он думает, как быть.

Все, что он возьмет с собой, поместится в один чемодан. Немного одежды, лучшие краски, кисти, блокноты с набросками. Поскольку из дома Аюкавы он отправится сразу на вокзал, в одной руке Джейми несет чемодан, а в другой аккуратно натянутый на подрамник, не до конца просохший портрет Сэлли.

Глаза открывшей дверь горничной расширяются, впиваются в его опухшее лицо.

– Нет, – шепчет она и машет ему рукой: – Уходите.

– Пожалуйста, скажите Сэлли – Дзюнко, – или ее бабушке, или матери, или кому угодно, кто дома, что я пришел, принес портрет и мне нужно заплатить.

– Нет, – повторяет горничная. – Уходите!

Смущение Джейми усиливают общая растерянность, пульсирующая головная боль, настоятельная, срочная необходимость бежать из города. Почему горничная его выгоняет? Ведь он принес портрет. Ему нужны деньги, ему должны заплатить, и он готов на любую грубость, лишь бы их получить. Несколько громче он опять пытается объясниться, спрашивает Сэлли. Он почти кричит, когда за горничной появляется опрятный человек в сером костюме. Та с поклоном удаляется.

Джейми еще не видел мистера Аюкаву. Толстые кустистые брови так непохожи на легкие брови Сэлли, но, когда он их сдвигает, Джейми узнает выражение.

– Странно, что вы пришли, – говорит он.

– Я уезжаю из города, – смущенно отвечает Джейми, – и хочу получить оплату. За это.

Он разворачивает холст лицом к мистеру Аюкаве, чьи брови взмывают вверх. То же скорбное удивление, что у лица на луне. Отвечает он шепотом:

– Просто скажите мне, где она.

Джеймс таращится на него:

– Что?

Хозяин таращится в ответ:

– Мы нашли в ее комнате ваш адрес. Где она?

До Джейми наконец доходит.

Лавка древностей

ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Через несколько дней после читки я, хотя и намеревалась добиться, чтобы Редвуд первым вышел на связь, сдалась и послала ему СМС.

«Маякни. Планирую совершенно нормальную приземленную тусу».

«С радостью! Проверю календарь и отпишусь».

Но прежде чем отписаться, молчал он неделю.

«Привет, незнакомка! Мама в городе, я бы хотел вас познакомить. Зайдешь на ужин?»

Когда я приехала, дверь открыла Кэрол Файфер. Она отступила для объятий, раскинув руки и разведя негнущимися зубцами пальцы.

– Ну вот она! – воскликнула мать Редвуда, говором навевая мысли о Лонг-Айленде.

Сначала я решила, что она имеет в виду себя. «Вот она я!» Лицо острое, как заточенный наконечник стрелы; волосы – идеальный вариант практичной стрижки под мальчика. Под строгим слоем угольных линий Кэрол Файфер держалась с царственной уверенностью, как духовный гуру или ректор университета.

– До смерти хотела с вами познакомиться, – сказала она, ведя меня за руку на кухню, потом отстранилась и осмотрела снизу доверху. – Не разочарована. Звезда до мозга костей.

Я издала раздраженный, пренебрежительный смешок.

– Мне понравилась ваша книга.

Она обернулась, просияв:

– Спасибо, дорогая. Большое спасибо. Я даже не ожидала, что из нее выйдет такое. Я просто хотела рассказать историю. Пусть мой сын сделает, – она повела руками, – что-то такое огромное. Но знаете, Мэриен для меня важна. Если честно, у меня был ужасный брак, и в самых глубинах кошмара я находила утешение в книге Мэриен. Она провела меня по самой темной части моей жизни. Вдохновила на то, чтобы вырвать свободу. Ирония судьбы, поскольку я никогда не узнала бы о ее существовании, если бы она не оказалась связана с семьей моего бывшего мужа. – Кэрол Файфер стиснула мне руку: – А теперь вы донесете ее образ до множества людей. Вы можете изменить жизни, Хэдли. – Она серьезно, быстро, предупреждая всякие возражения, кивнула мне: – И вы их измените.

Я не стала говорить ей, что единственная жизнь, об изменении которой я столько думала, моя собственная. Не стала говорить, с какой жадностью представляю, как поднимаю золотой приз, и ограничилась коротким ответом:

– Надеюсь.

Редвуд возился на кухне, жарил что-то на сковороде. Я думала, больше никого не будет, но у стойки, облокотившись на нее, стояла девушка с бокалом розового вина в белом юбочном костюме без рукавов и без всяких украшений, кроме маленького золотого кольца в ноздре. У нее были курчавые волосы, стянутые в узел, и крошечное красивое лицо с темными глазами. Она напоминала марципан – маленькие зверушки, то ли еда, то ли статуэтки.

– Смотрите, кто пришел! – воскликнула Кэрол, представляя меня.

Девушка положила руку на предплечье Редвуду – мое предплечье! – и меня осенило: она и есть причина того, почему мы не трахнулись, почему он ушел в несознанку. Этот мудак уверял меня, что у него никого нет. «Вообще никого».