Большой круг

– Я хочу сказать, мысли человека просвечивают. Например, если вы хотите оставить себя счастливую, то должны вспоминать счастливые мгновения.

– Счастливые мгновения, – повторяет она, опять посмотрев в окно. – Я еду в страну, где никогда не была, никого не знаю, еду, чтобы выйти замуж за человека, которого видела только на фотографии. Боюсь, мне сейчас не вспомнить много счастливых мгновений.

Она слегка повысила голос, и они с Джейми косятся в сторону бабушки, но та не движется.

– По фотографии – это… обычно? – спрашивает Джейми.

– Раньше да, сейчас изменилось. Моя мать – невеста по фотографии. Отец уже жил здесь. О свадьбе договорились семьи. Мама не возражала, ее поколение ничего лучшего ожидать не могло. Но я родом отсюда. У отца странные представления. Сам он не хочет возвращаться, но говорит, нам важно не терять связь с родиной. С его родиной.

Шумно вздохнув, просыпается бабушка. Поправляет очки.

– Дзюнко, – окликает она внучку и задает ей вопрос по-японски, на который Сэлли отвечает с легкостью.

– Она спрашивает, буду ли я на портрете красивая, – объясняет она Джейми.

– И что вы ответили?

– Сказала, что велела вам рисовать так, как есть.

– Это одно и то же. – Из-за постоянной, обидной грусти по Джудит Джейми потерял бдительность.

Он не понимает, то ли пытается прогнать печаль, то ли растравить ее, подольщаясь к другой недоступной женщине. Его слова Сэлли не переводит. Она опять принимает свою позу, но на сей раз смотрит не в окно, а прямо на него.

– Что значит «дзюнко»? – спрашивает Джейми через какое-то время.

– Мое японское имя. – И после паузы добавляет: – Мне не нравится. Лучше бы у меня было одно имя.

Он приходит еще три раза. Пока пишет, Сэлли по-прежнему не спускает с него глаз. Джейми видит, или ему кажется, что в ее взгляде меняется настроение, так по полу плывут тени от листьев. Вызов – вот что он пытается изобразить, но, дабы пощадить родителей, никакого негодования, которое приходит и уходит. В том, как она смотрит на него, он замечает и любопытство. У Джудит всегда был веселый или скучающий вид. Наверное, невозможно провести столько часов, глядя человеку в глаза, и не навоображать себе невысказанную близость.

«Мне нравятся твои рисунки, поскольку нравится думать, что ты на меня смотришь», – говорила Сара Фэи. Нравится ли Сэлли думать о том, что он на нее смотрит? Работая над портретом дома, между сеансами, Джейми испытывает напряжение, судороги, сгущающиеся в острое желание. На заднем плане видна приближающая Сэлли к зрителю слабая загогулина, намек на скривление комнаты, отъезжающей от модели.

В последний день, когда она позирует ему, он подсовывает ей клочок бумаги со своим адресом. «Он хотел бы еще ее увидеть», – шепчет Джейми. Сэлли смотрит на записку, засовывает ее в карман. Когда опять поднимает на него взгляд, Джейми видит в нем презрение и испытывает ужасное чувство, что совершил большую ошибку. Ощущаемое им смятение в ее душе не имело ни малейшего отношения к нему. Он всего-навсего случайный прохожий, попытавшийся втереться к ней в сложный период. Спотыкаясь, Джейми работает еще полчаса, бросает. Он закончит портрет дома.

– Живой натуры достаточно, – объясняет портретист.

Через три дня, на рассвете, стук в его дверь: тихий, но настойчивый, непрекращающийся. Джейми вылезает из постели, спешит к двери, думая, что Сэлли все-таки пришла. В голове возникают видения, какая она, как бросится в его объятия, как они вместе уплывут.

За дверью двое мужчин, белые, не такие высокие, как Джейми, но скроенные на манер чемоданов. Они вваливаются, прежде чем он успевает прийти в себя от изумления, волокут его по комнате за руки, бросают на пол.

Помимо ужаса, его не покидает мысль, почему же он думал, будто Баркли явится сам. Джейми всегда представлял, будто у него хватит сил хотя бы попытаться с ним объясниться, воззвать к его чувствам к Мэриен, растолковать, что он обязан был ее отпустить.

Пока один чемодан запирает дверь и спокойно открывает кран в ванной, другой сидит на нем.

– Нам просто интересно, где она, – говорит он. – Больше ничего. Ты нам рассказываешь, мы сразу же уходим.

– Я не знаю, – отвечает Джейми. – Она мне не сказала. Хватило ума. Она знала, что он вас пришлет. Она поехала в Сиэтл, а потом еще куда-то. Больше мне ничего не известно.

– И ты думаешь, мы поверим, что вы не выдумали какой-нибудь план? – спрашивает тот, кто открывал кран.

– Посмотрим, – без выражения произносит другой.

Им нужно выполнить свою работу, вот и все. Никаких упрашиваний, объяснений не будет. Джейми понимает это, когда его ставят возле ванны, бьют по лицу, потом погружают голову и плечи в холодную воду.

– Я больше ничего не знаю, – твердит он, когда его вытаскивают.

Его опять засовывают в воду, вынимают, бьют.

– Пожалуйста, – повторяет он до тех пор, пока уже не в состоянии набрать воздуха, чтобы что-то сказать.