Стоя в воде по пояс, Эдди закрывает глаза. До того как зайти в воду, он выпил немного рома. Ему кажется, он чувствует вращение планеты. Огромность океана тревожит. Кое-что он не может рассказать Мэриен. В войну он больше всего боялся утонуть – больше пожара на борту, больше нераскрывшегося парашюта.
Он старается думать о том, что за ближайшая суша в том направлении, куда он смотрит, примерно на восток. Может быть, какой-нибудь крошечный остров, но вероятнее, Южная Америка, в тысячах миль.
«Штурман, – говорилось в руководстве Авиации сухопутных войск, – направляет воздушное судно из точки в точку над поверхностью земли. Это искусство называется воздушной навигацией». Ему нравилось слово «искусство», нравилось подчеркивание. Нравилась мысль о том, что именно он «направляет» воздушное судно. Махнув рукой на уроки пилотирования и угрюмо переместившись в класс штурманов, он узнал много понравившихся ему слов. Астрономическое наблюдение. Счисление координат. Снос. Вектор. Точка отсчета.
Значки усыпали карты. Города. Аэродромы. Действующие и заброшенные железные дороги. Настоящие и высохшие озера. Овал означал ипподромы, значок, похожий на журавля, – нефтяные вышки, красная звездочка – проблесковые маяки. Аккуратные, симпатично простые сокращения. Пока его не сбили, он верил в свое искусство, в подлинную связь трехмерного пространства с типографскими картами, в возможность точно указать: «Мы находимся здесь». Но после войны, куда бы он ни попадал, Эдди казалось, что он застрял, брошен, не может шевельнуться. Должна быть еще другая линия движения, которую он пока не нашел, больше уравнений, помимо известных ему, а под доступным картированию миром – другое, ускользающее измерение.
Мы вынуждены пропустить почти все. Например, над Африкой пролетим только по полосе шириной в размах наших крыльев и увидим горизонты только под одним углом. На востоке останутся невидимками Аравийский полуостров, Индия, Китай, а также огромный раскинувшийся советский медведь с европейской мордой и азиатским задом. Мы не увидим ни Южную Америку, ни Австралию, ни Гренландию, ни Бирму, ни Монголию, ни Мексику, ни Индонезию. По большей части мы будем видеть воду, жидкую или замороженную, потому что больше там почти ничего нет.
Оаху, Гавайские острова
21°19 ʹ N, 157°55ʹ W
Калеб опять отрастил длинные волосы, но теперь чаще забирает их хвостом на затылке, а не заплетает в косу. Когда он ведет грузовик по наветренному берегу и что-то напевает, пряди липнут к лицу. Мэриен не может найти слов. Из ее окна видна бесформенная черная вулканическая скала, выросшая из воды и раздирающая волны в белые лоскуты. Она высовывает руку, и ветер напруживается под ней, как спина кошки. Со стороны Калеба – выщербленная стена скал, отвесный зеленый горный хребет острова.
Маука. По направлению к горе. Макаи. По направлению к морю. Гавайские слова, которым обучил ее Калеб.
Они с Эдди думали пролететь от Эйтутаки до Гавайев за один присест, но все-таки решили остановиться на полдороге, приземлившись на острове Рождества архипелага Лайн, плоском атолле, по форме напоминающем огромный тромбон, почти голом, не считая кокосовых пальм, нескольких деревень и оставшейся с войны взлетной полосы. Повсюду ползали сухопутные крабы. Они провели здесь ночь и вылетели до рассвета. Ей нравится, что Оаху массивный, высокий, одет в лохматую шубу сочной зелени.
Калеб везет ее посмотреть ранчо, где подрядился ковбоем, паньоло. Приехав на остров, он сначала работал на плантации таро, но здесь ему нравится больше. Мэриен обратила внимание на фотографию у него дома, где Калеб сидит на лошади, а вокруг шляпы намотана гирлянда из розовых цветов.
Калеб останавливается у низких ворот на пять перекладин, Мэриен выходит из машины, открывает их, а когда грузовик проезжает, закрывает. Когда она опять забирается в кабину, Калеб говорит:
– Эдди вроде нормальный.
Эдди заявил, что хочет поспать, и остался у Калеба в маленьком синем домике на сваях у самой воды. Мэриен считает, он специально дал им время, но еще подозревает, что не горит желанием общаться с человеком, которого Мэриен предпочла Рут.
– Без него я бы потерялась. – Мэриен сама себе улыбается. – Штурманские шутки. Мы приехали?
Пересекающий впереди грязную дорогу всадник поднимает руку. Маленькое пастушье седло плоское, покрыто шерстяным одеялом.