– То могла бы разбиться на другом самолете, или погибнуть в автокатастрофе, или в нее попал бы осколок. Так в прошлом году погибло множество людей. Тебе не дано знать, что могло случиться. Послушай, Рут была взрослой женщиной. Сама принимала решения. Если бы ты думала, что можешь убить всякий раз, когда огорчаешь человека, то не могла бы пошевелиться. Тебе известно, сколько людей в войну потеряли близких по случайности? Сколько погибло, сделав немотивированный, беспричинный выбор?
Мэриен смотрит на неухоженный газон. В тумане все видится неестественно неподвижным.
– Я намерен поставить условием моего участия в полете в качестве штурмана, чтобы ты по данному вопросу приняла мою точку зрения, – заключает Эдди. – Я тоже ее любил. Я говорю тебе: оставь. Хорошо? Скажи «хорошо», и больше не будем об этом.
Мэриен понимает, никто не может отпустить ей грех. Она повторяет:
– Хорошо.
В конце концов, начать было просто.
Медленное бульканье топлива, заливаемого в баки перед рассветом, обход, проверка по спискам, кашель одного заведенного двигателя, затем другого, рев разбега, сильное ускорение – подъем. Круг над пересекающимися треугольниками посадочных полос и рулежных дорожек аэродрома, опущенные крылья. Матильда Файфер стоит на перроне перед ангаром и машет обеими руками, а вокруг нее толпа газетных репортеров и фотографов, которых она созвала, не брезгуя никем. В один прекрасный день, когда Мэриен и Эдди вернулись с пробного полета, она, явившись без предупреждения, ждала их на аэродроме вместе с оператором для съемки посадки, чтобы потом вставить ее в киножурнал. Пока крутилась камера, они, неловко улыбаясь, стояли возле самолета, после чего Матильда пригласила их на ужин в гостиницу, в которой остановилась в Окленде.
Они поднимаются, и город простирается на юг; длинная береговая линия северной оконечности острова Северный изъедена заливами и бухтами. Внизу проносятся фермы, разграфленные поясами ольховых и эвкалиптовых деревьев, низкие зеленые горы, берег с широкой рифленой полосой прибоя. А потом вода, одна вода.
Они вылетают в первый день нового года, но по пути к островам Кука пересекут демаркационную линию и вернутся в сорок девятый. У каждого лишь небольшой брезентовый чемодан – экономия веса. Зимние вещи Эдди раздобудет на Аляске, а дополнительное антарктическое снаряжение они отправили кораблем, следующим по маршруту в Южную Африку. Костюм Мэриен из оленьей шкуры запихнули за один из запасных баков с топливом, размещенных в салоне.
Самолет теперь серебристый, желтовато-зеленую краску соскоблили, избавившись от пятисот фунтов веса, стекло заменили на плексиглас, искусственную резину оснастки – на натуральную, не так быстро трескающуюся на морозе. Сотни других замен. («Действительно, шикарно», – заявила Матильда Файфер, увидев блестящую серебристую кожу самолета.)
Легкий ветер. Кое-где безобидные облака, похожие на рассыпавшийся попкорн. Эдди снует между штурманским местом, кабиной и плексигласовым астрокуполом, производя наблюдения, делая вычисления с неторопливой уверенностью профессионального теннисиста, бросающего мячи. Ловит солнце в секстант, записывает, уточняет курс, выхватывая из пустой синевы сначала остров Северный, затем остров Нанди из архипелага Фиджи, затем остров Апиа из архипелага Самоа. Лагуны, как бирюзовые амебы. Разбросанные по Тихому океану пятачки суши так редки, что каждый остров даже пугает, смущает, почти тревожит. «Как все могло возникнуть само по себе? Во что все превратится?»
Они уже совершили пробный полет на острова Кука, и эту часть океана он знает, чувствует лучше, чем путь, проложенный карандашом у него на карте. Знает самолет, его оглушающий гул, бензиновый дух. Знает форму локтя и колена Мэриен, которые видит через дверной проем кабины пилота. Карандашом Эдди аккуратно записывает цифры, регулярно помечая покрытое ими расстояние, время прибытия. Расстояние равно скорости, помноженной на время. Время равно расстоянию, поделенному на скорость. Проскальзывающие внизу линии широт кажутся ему ступенями лестницы, он смотрит на белые барашки через измеритель угла сноса и замеряет разницу между тем, куда они летят на самом деле, и тем, куда лететь должны. В клинышке этого расхождения – жизнь.
Автосалон, прямо в центре Роли, нашелся легко. Большая вращающаяся вывеска с надписью «Халлидей Кадиллак».
– Хочу попробовать синий, – говорит он Лео. – Двухместный.
– Прекрасно, сэр, – отвечает Лео. – Подождите здесь, пожалуйста, я схожу за ключами.
Брюс Халлидей был тестем Лео.