Большой круг

– Мы возьмем с собой дохлого медведя?

Она достает парку с капюшоном, такие же брюки, меховые ботинки.

– Северный олень. На морозе лучше нет. Для тебя подберем такие же на Аляске.

– Нанук и Нанук поднимаются в небо. Кстати, я подкован в вопросе о северных широтах. Один парень, с которым я познакомился в войну, сейчас в Фэрбанксе с разведывательным эскадроном. Он прислал мне руководство и несколько карт, правда, при условии, что я пообещаю не продавать их русским.

Эдди проходится по самой большой карте на стене, по меркаторовой проекции мира с Тихим океаном посередине, обе Америки справа, остальные континенты тяжело висят слева. Мэриен карандашом прочертила по ней маршрут.

– Я хотела поговорить с тобой, прежде чем обвести его чернилами.

Эдди неопределенно фырчит и подходит ближе, чтобы рассмотреть карандашную линию и соединенные ею пятнышки суши. Дотрагивается до пустого океана южнее Кейптауна.

– Они даже не потрудились включить Антарктиду.

– Не понимаю, как такое возможно – на плоской карте.

– Но ведь иногда тут серебристое или белое, правда? Просто напоминание, что она существует.

Из завалов на столе Мэриен достает карту Антарктиды, по большей части белую, помечено только несколько разбросанных возвышенностей, пара пятен гор.

– Вот она. – Мэриен вертится, обшаривая взглядом комнату: – Где-то есть карты получше.

– Мне показалось, ты сказала, тут в основе порядок.

– Иногда эта основа глубже, чем хотелось бы.

Эдди рассматривает белый массив, потом спрашивает:

– А где у тебя тут можно выпить?

* * *

Они заказывают джин с тоником и, сбросив листья с подушек на стульях, садятся на улице возле высокой травы. С соседнего, нависающего над забором дерева Мэриен срывает лайм и перочинным ножом нарезает его на дольки. Они чокаются.

– За воссоединение друзей, – провозглашает тост Эдди.

Они пьют. Золотой свет ушел. Мэриен не может придумать, что сказать, с чего начать. Они никогда не оставались вдвоем, без Рут, ее отсутствие висит между ними пустотой, но и еще чем-то, от чего пустота наливается напряжением.

– Знаешь, – говорит Эдди, – на самом деле я дрейфлю. Тебе не кажется, что мы похожи на молодоженов или что-то в этом роде? На договорной свадьбе?

– Я волновалась перед встречей с тобой. Не знала…

– Будет ли по-прежнему? Не будет. Никогда ничего не бывает по-прежнему. Но теперь ты не избавишься от меня долгие месяцы. Что с самолетом?

Весной Мэриен летала в Окленд. Прошла вдоль строя из шести одинаковых на вид, неновых военных «дакот», с тупыми носами, зеленых, как джунгли, но один отчетливо, явно выдавался. Она тут же поняла: ее самолет.

– Кое-что повреждено, – объясняет она Эдди, – но ничего существенного. Он в основном стоял в Новой Гвинее.

– Как ты его назвала?

– Я хотела подождать тебя, но думала о «Пилигриме».

Эдди довольно кивает:

– Мне нравится. Всего час, как мы сыграли договорную свадьбу, и уже родители.

Ее расположение к нему – облегчение, подтверждение: не все прежнее ушло или необратимо надорвано. Она не была уверена, что точно помнит, как он ей нравился.

– Эдди, я хотела поблагодарить тебя.

– За что?

– За то, что ты согласился приехать.

– Я польщен твоей просьбой.

– Нет, правда. Я благодарна, я больше никому не доверилась бы.

– Надеюсь, это оправдано. В последнее время я не слишком пригоден для марш-бросков в неизвестность.

Он служил во Флориде штурманом на «Нэшенл Эйрлайнз», курсируя между Майами, Джексонвиллом, Таллахасси, Новым Орлеаном и Гаваной. Изредка летал в Нью-Йорк.

– Отчасти я доверяю тебе, поскольку ты доверяешь мне, – говорит Мэриен. – Мы никогда не летали вместе, но думаю, ты не из тех, кто будет пытаться верховодить или смотреть на меня, как на диковинку.

– Нет, – тихо отвечает Эдди, – не буду.

Надвигается морской туман. Ей холодно, но она болтает в стакане кубик льда, пьет.

– Вообще-то я не думала, что ты согласишься.

– Полететь с тобой?

Она кивает.

– Почему согласился?

– Лучше мне все равно нигде не было.

– Да ладно.

– Правда. Сначала я вернулся домой в Мичиган, оттуда перебрался в Чикаго, затем в Майами. Все не то. – Он подливает джина Мэриен, потом себе. – Может, просто не могу найти себе место. И не говори мне, что ты вернулась с войны и отлично устроилась.

– Не скажу.

* * *