Большой театр. Секреты колыбели русского балета от Екатерины II до наших дней

Юрий Григорович.

23 декабря на великолепное представление, организованное ближним кругом Сталина, были приглашены 2000 зарубежных дипломатов, приехавших, чтобы обсудить послевоенный миропорядок. Публика оценила авторскую работу. Захаров вел себя по-советски скромно, в газетной статье отметив «вдохновенный труд» его коллег Лавровского и Сергеева, но не упомянув собственный вклад[654].

Возможно, он знал, что награды не защищали деятелей искусства от цензуры, а напротив, лишь ставили их под удар. Это понимал и второй композитор «Золушки», осужденный вместе с Хачатуряном и Шостаковичем в скандальной резолюции ЦК от 1948 года. Их обвинили в измене ценностям социалистического реализма в произведениях, включая те, что были созданы до наступления эры соцреализма. Многие музыкальные композиции были запрещены, список выглядел неясным и непоследовательным, но давал понять сотрудникам театров и концертных залов, что мелодии Прокофьева не должны звучать со сцены.

Потеря выступлений означала потерю дохода, и музыкант быстро обнищал, поскольку не смог выплатить займ, который взял у Союза советских композиторов на строительство дачи подальше от политических неурядиц Москвы. ЦК позволил ему вернуться к работе в 1949 году, удовлетворившись идеологическим перевоспитанием, воплотившимся в сочинении музыкальной банальщины, в частности, посвященной советской молодежи.

Прокофьеву они давались с трудом, хотя ему помогала его вторая жена и создательница либретто коммунистка Мира Мендельсон и музыкальные ассистенты, в том числе Левон Атовмян, также впавший в немилость после скандала 1948 года. Исключенный из профсоюза, он нуждался в работе, и Прокофьев сделал его аранжировщиком и ответственным за оркестровку.

В 1949 году троица начала работу над новым балетом «Сказ о каменном цветке» для Леонида Лавровского и Большого театра. Сюжет был взят из знаменитой коллекции сказок об Уральских горах, собранной Павлом Бажовым и изданной на русском языке в 1939 году под названием «Малахитовая шкатулка», а затем на английском в 1944 году. Красочная история появилась на экранах в 1947 году, «Сказ о каменном цветке» стал первым советским цветным фильмом. Его успех было решено повторить на сцене.

Хозяйка Медной горы охраняет сокровища и драгоценные камни, спрятанные под землей. Герой-камнерез Данила мечтает вырезать прекрасный цветок из малахита для своей невесты. Его антагонист — жадный землевладелец-злодей Северьян, пытавшийся увести с собой девушку, в финале погибает, поглощенный землей по приказу Хозяйки Медной горы. Символизм сюжета прозрачен — Мать-Земля усмиряет темные и дикие территории, но самое важное место занимает борьба добра со злом и искусства с хаотичной природой. Трио цыган, танцующих на рынке, смерть врага народа под аккомпанемент медных труб и малахитово-зеленая иллюминация вызвали у зрителей восторг. Идея и вся постановка «Сказа о каменном цветке» отсылали к грандиозному алхимическому проекту. Целью балета, от задумки и до финальной версии с хореографией Григоровича, увидевшей свет в 1957 году, был поиск волшебной и политической формулы, способной воскресить балетное искусство.

Изначальный вариант был довольно скучным. Идеологи потребовали изменений в сюжете, музыке и хореографии, чтобы балет больше отвечал идеалам соцреализма. Следовало забыть про любовь героя к невесте и страх перед землевладельцем, возжелавшим ее, — спектакль должен отсылать к заветам Маркса и Ленина и ценностям коммунизма! Лавровский вспоминал о спорах с цензорами в начале 1950-х годов: «Я и Прокофьев вновь и вновь приносили либретто в Главрепертком, это тянулось вечность, а они говорили: „У вас тут любовный треугольник, а нам нужна история о труде“. Мы переписывали сценарий 15 раз, выбросили всю романтику и включили историю о настоящей жизни, показав труд рабочих. Однако к тому моменту подход цензоров изменился, что повлияло на нашу интерпретацию сюжета. Они вновь сказали: „Нам такое не нужно“»[655]. Знакомая критика последовала от музыкального и политического советов: все было слишком бледным, не хватало эмоций, ритм не подходил танцовщикам. Чтобы соотнести музыку с танцем, хореограф добавил восьмитактные повторы и убрал сложные шестнадцатитактные композиции. На самом деле артистам нравилось музыкальное сопровождение, похожее на произведения Чайковского. Прокофьев смирился, ведь по крайней мере его не сравнивали с Минкусом.

Союз композиторов нападал на него, он постоянно сидел за пианино, переписывая и перестраивая композиции, обращался к детским и народным песням. Лавровский распорядился, чтобы концертмейстер Большого сымпровизировал несколько примеров цыганской музыки на пианино композитора, чтобы тот понял, что от него требуется. Прокофьев не смог вынести такой обиды.

Музыкант умер от инсульта 5 марта 1953 года, в тот же вечер, возможно даже в тот же час, что и Сталин. Совпадение напугало тех, кому он был небезразличен. Новости о смерти советского вождя потрясли весь мир.