В итоге, несмотря на всю ограниченность Рейзингера, композитору оказалось намного проще работать с ним, чем с двумя балеринами, исполнявшими двойную роль Одетты/Одиллии[353]
. Первой была Пелагея Карпакова, второй — Анна Собещанская, начавшая выходить на сцену с четвертого показа (28 апреля). Ни одна из танцовщиц не разобралась в роли до конца, но обзоры 1877 года сходятся во мнении, что вторая, долго тянувшая репертуар Большого театра исключительно на своих плечах, выглядела более сильной актрисой. Недостатками Карпаковой давно считали «неуверенность» и «недостаток энергии в движениях, обнажающий отсутствие мышечной силы». Ее позам и поворотам не хватало четкости. Один критик назвал их «мягкими», употребив фразу «не твердо», — которую, из-за опечатки или же намеренно, написал как «нет ведро». Карпакова была красива и усердно трудилась, но рецензент высказал опасение, что «время и гигиенические средства» не всегда могут исправить недочеты[354].Они и не смогли. Театральный обозреватель Дмитрий Мухин заметил: «Балерина делала все возможное, чтобы вжиться в роль сказочного лебедя, но, будучи плохим мимом, не сумела произвести впечатления»[355]
. Он также утверждал, что музыка Чайковского, чересчур симфоническая, раздражала бо́льшую часть исполнителей: было совершенно не ясно, где начинались и где заканчивались номера. Журналист упомянул и доказательство злоупотребления служебным положением: «Во время постановки [„Главный вопрос — почему не Собещанская вышла на сцену на премьере? — мучил всех до тех пор, пока с объяснением не выступил Карл Вальц. В мемуарах он описывает «мрачную и неприятную» историю о взлете и падении балерины, чья карьера началась как сказка, а закончилась кошмаром[357]
. В юности она купалась в восхищении высокопоставленных придворных. О ней «доложили вечно скучающему царю Александру II», и тот посодействовал, чтобы девушка получила роль в «Собещанская обладала достаточным тактом, но «имела неосторожность» влюбиться в юного польского танцовщика по имени Станислав Гиллерт, в то время как Долгоруков по-прежнему находился у нее под каблуком. Влюбленные долгое время были партнерами на сцене и затем поженились. Такой поворот событий не устроил влиятельного покровителя, особенно после того, как Гиллерт начал закладывать в ломбард подозрительные безделушки, преподнесенные балерине князем. «Назревал громадный скандал, его с трудом удалось замять, но Собещанская навсегда утратила расположение в высших сферах», — пишет Вальц. Ее карьере пришел конец «всего через 17 лет службы» в Большом театре. Танцовщица лишилась всех привилегий и не удостоилась даже прощального бенефиса, чтобы собрать денег на пенсию. Вальц добавляет, что в итоге, пытаясь заработать себе на жизнь, «бывшая слава московского балета» была вынуждена торговать свечами и мылом на Красной площади.
Скандальный брак предположительно стоил Собещанской ведущей роли, и на премьере «