Большой вальс

— Рекордный выброс адреналина! — констатировал симптомы радостного возбуждения Шнайдер. — Есть от чего — считай, ты прыгнула с Эйфелевой башни с зонтиком вместо парашюта-шепнул он быстро, чмокнув девушку у щеку. — Там Лукка Бенцони с супругой жаждут тебя увидеть. Переодевайся быстрее — и на коктейль! Аукцион в самом разгаре. Цены за твой флакон уже превысили стоимость «мерседеса». А знаешь кто впереди — наша прелестница непослушная дочь принца Рене, родившая от собственного шофера.

— Боюсь, если не папочка, то простецкий муж выпорет крошку за эту игрушку.

— А Жан-Поль? Он будет на коктейле?

— Дюваль? А разве… Ах, детка, я бухнул сгоряча первое, что пришло в голову. Извини, но ты была в полуобморочном состоянии. Понадобилось сильнодействующее средство… Не ожидал, что попаду в солнечное сплетение…

— Пойду в гостиницу — Виктория вмиг погасла как прожектора над опустевшей сценой. И как ни старался Шнайдер увлечь на празднество упирающуюся красавицу, она настояла на своем.

Заперев за собой дверь номера, Виктория кинулась в ванную комнату и начала неистово умываться, размазывая грим и тушь. А тереть лицо полотенцем пришлось очень долго, потому что слезы никак не кончались. Вначале горькие и горячие, они текли сами собой, уже безболезненные, зряшные, промочив подушку под щекой засыпающей девушки.

* * *

К приему в Палаццо Д'Розо Шнайдер решил не слишком опаздывать из стратегических соображений. Если съезд гостей намечен к двадцати трем часам, то самых именитых следует ожидать на полчаса позже, а значит фотографы и корреспонденты, достаточно опытные в этих делах, перекроют подступы ко дворцу, а именно — центральный подъезд с канала Бланко, так что избежать тесных объятий с кинокамерой Антонии Браун вряд ли удастся.

— Мы должны быть там ровно в 23.15, представиться хозяевам, поболтать с Бенцони (кстати это очень удобно, что они будут там), покрутиться на глазах почтеннейшей публики и — исчезнуть… Опять эта запонка расстегнулась! Помоги, пожалуйста! — Артур подставил Виктории белоснежный манжет с золотой запонкой, украшенной его монограммой.

— Да вы пижон, Шнайдер! Как-то не замечала. — улыбнулась Виктория, уже полностью одетая к выходу.

— Это подарок дамы — сдержанно ответил Артур, лично заказавший именные булавку и запонки у парижского мастера.

Пока они проходили через холл гостиницы, пересекали крохотную площадь, спускались по ступеням пристани к нарядной гондоле, словно явившейся прямо с картин Каполетти, Виктория не могла не отметить посылаемых ей вслед взглядов. Явление юной дамы в вечернем туалете действовало на итальянцев подобно грому, да они и не пытались скрыть паралича, застывая с восторженно разинутыми ртами.

Коротконогий гондольер уронил весло при виде пасссажирки, но справившись с собой, любезно осведомился: — Путешествие с песней или без?

— Лучше в тишине — опередил Викторию Артур.

— Нет, почему же? — возмутилась она — Конечно с песней! Ведь первый закон гедонизма гласит: не отказывайте себе в том, что можете себе позволить. — Спойте, пожалуйста, господин гондольер! — обратилась она по-французски.

— Что предпочитаете прекрасная сеньора — оперную арию, народную песню? — осведомился тот. Я два года учился в Миланской консерватории.

— Все они здесь — выпускники консерватории или оперные солисты, — буркнул Шнайдер, отсаживаясь подальше от певца, затянувшего, конечно же, «Санта-Лючию».

Виктории показалось, что пел их возница вполне прилично, успевая при этом лавировать среди гондол в узких каналах. Ему удалось ознакомить пассажиров с обширным оперным репертуаром Плачидо Доминго и Паваротти и напугать неожиданным воплем, вырвавшимся из мощного горла «Viva'Paaalazzoo d'Roso!»

Вынырнув из-под моста на простор широкого канала, гондола развернулась против сияющего огнями дворца. Праздник — роскошный, с широтой и размахом, был заметен издали. Древнее палаццо, подсвеченное снизу прожекторами, выступало из темноты во всей своей сказочно-театральной красе, так что можно было разглядеть затейливую каменную резьбу, украшающую колонны и арки, ажурные переплеты светящихся окон и опоясывающих третий этаж балконных балюстрад. Дворец выступал прямо из воды, и конец широкой ковровой дорожки, спускающийся с распахнутых дверей к причалу, исчезал в волнах.

Все сияло и переливалось мириадами живых искр — смоляной глянец канала, гигантские хрустальные люстры в высоких окнах, факелы в руках затянутых в ливреи слуг, бриллианты пробивающихся дам.

— Ого! — только и сказала Виктория, зябко запахивая на шее меховую накидку.

— Не забудь, ты ещё здесь никогда не была, с хозяевами незнакома, а потому можешь спокойно восхищаться вслух. Здешние меценаты любят пускать пыль в глаза и ждут восторженных воплей, — Шнайдер поддержал Викторию за локоть и она ступила прямо на ковровую дорожку, подхваченная двумя верзилами в ливреях, поставленных здесь специально для приема хрупких дам.