Читаем Болтовня полностью

– Ты знаешь, я ведь думала, что его фамилия Григорьев. Мама, что ли, напутала… Вроде Григорьев он был… А потом я у нее спросила, а она говорит – Федотов… Я бы… да мы бы с тобой додумались, что это он…

– Ир… Ира?.. Ты хочешь сказать?.. Наш дядя Витя и есть тот самый Дед Федот?.. Ты что, серьезно?.. Ты думаешь?.. Этого не может быть… Ну как?..

– Да как, Аня. Просто. Они же все тогда шифровались, времена какие были, неразбериха… Это сейчас важных людей легко определить: самый большой дом, самая крутая машина, а тогда что, не помнишь разве, серьезные люди, наоборот, старались выглядеть скромно.

– Ира… Наш дядя Витя?! Ну как это… Ир… Это… какой-то… Как это?.. Это вообще!.. Может, ты путаешь… Ира…

– Да. Я уже потом узнала, когда он умер.

– А… а как ты узнала?.. Ира, а это что, он?! – я ткнула на мужчину с краю.

– Да присмотрись внимательно, видно же.

– Да как… видно, ну похож, конечно, но тут такой… важный… А наш?.. Да он же…

– Да дурочку он валял, Аня. Такие серьезные дела крутились, ты чего. Так что ходил песенки напевал.

– Пипец, Ира! Ну как?! Это вообще… Ну как…

– Ты знаешь, я потом, конечно, много чего вспомнила, были там нестыковки разные.

– Ну да… бабло было у него всегда… много…

– Да до хренища бабла у него всегда была! Одно куда-то ходил, все в заднице, а ему все какие-то отчисления приходят! Да он нам только с тобой немеряно капусты отстегнул, забыла?

– Ира… Ира!.. Так это он за нас тогда заступился!.. Помнишь же, Игорь сказал!

– Ну так теперь понятно все. Он, конечно. Ты же помнишь, мы у него денег просили? Конечно, он позвонил кому надо и уладил. И никаких там парней не искали. А может и искали. А мы тогда вышли сухими из воды, потому что он кому надо замолвил словечко или бабки просто отдал, откуда я знаю эти все их дела.

– Ирка, это пипец! Ну как?! Ну как, Ира?.. Это просто… Это очуметь… Дядя Витя… Ну как такое может быть?..

– Я сама только на похоронах поняла, когда табличку с фамилией увидела. Там столько народу понаехало. Крутые все, на машинах черных, люди какие-то незнакомые приехали, сами все подготовили, суетились. Да я даже испугалась сначала: откуда у дяди Вити такие знакомства? Мужик такой крепкий взрослый сразу приехал к нам: мол, все в порядке, все помогу, все сделаем. Когда хоронили, к дому несколько машин крутых подъехало, оттуда вышли такие… ну как в девяностых, только постарше уже… А мама моя вообще никакая была, она только на кладбище в себя пришла. Я с ней все время, а у меня там дома еще проблемы были… я тоже никакая. Тут мама, там малой отчудил… А на кладбище когда его привезли, я чуть не обалдела, вижу: вокруг машин дохренища! Людей толпа, все такие непростые, я еще подумала, что кого-то важного хоронят. Стала так по сторонам поглядывать. Так дядю Витю же еще на блатном месте похоронили. Привезли, мужик там важный такой этот, который сразу приехал, все суетился, с мамой вежливо, на «вы», мне тоже что-то объясняет, суетился. Я еще думала: там место огромных денег стоит, там только, сама знаешь, очень непростых людей хоронят, а тут… наш дядя Витя…

– Ира… это вообще… Ну я не понимаю…

– Ага. Я тоже не поняла ничего. Толпа машин, людей, венков, какие-то люди. Мама еще на кладбище подняла голову и говорит: «Ой, сколько у Вити друзей…» А мы когда еще только подъезжали, я увидела это все и сразу подумала, что кого-то важного хоронят. А раньше же не как сейчас: отпели, гроб закрыли и закопали. Раньше дома человек лежал, потом возле могилы все прощались, батюшка там читал… А мы только подъехали, вышли, и я сразу услышала, как люди вокруг зашушукали: «Федот… Федот… Федота привезли…» Ну я же, Аня, там тоже не в себе была, за маму очень боялась, она там вообще расклеилась, никакая была, кололи ее постоянно. Если бы на свежую голову, а так я только обрывками помню все. Но то, что я это имя услышала, это точно. Думаю: неужели того самого Федота хоронят, вижу же крутые все вокруг, с цветами такими красивыми. А маму же не могу оставить, еще подумала: хоть бы подойти, посмотреть какой он был, попрощаться, вроде как для меня сделал много, может, и правда, как-то там заступился, помог. Ну за нас с тобой. Еще подумала так.

– Ира… неужели… у меня в голове не укладывается…

– У меня уже уложилось. С годами. А я тогда точно помню, так по сторонам глянула, думаю, надо запомнить, где его похоронили, потом буду здесь, подойду, посмотрю хоть на фотографию. А потом… уже дядя Витю понесли, и вся эта толпа с цветами за нами по кладбищу, я вообще ничего не поняла. Я тебе говорю: я только о маме думала, но видела все, конечно. А когда к могиле подошли, я на табличку глянула, а там «Федотов Виктор Степанович». Я тогда сразу поняла все. Ну не помню… вроде сразу. И фотография другая совсем. Мы же свою приготовили, и когда он у нас во дворе лежал, то с другой фотографией. Ну не табличек, конечно, ничего. И к дому никто не подъезжал, так, говорю же, только несколько машин. А там… И фотография там другая была, уже на кладбище – большая, красивая, он там совсем другой, не такой, как у нас ходил, песенки распевал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Прочие Детективы / Современная проза / Детективы / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее