Бомба из прошлого

Я пробыла в лесу две недели. Ела гнилые ягоды, жевала корешки, пила дождевую воду. Я никого не видела и не слышала. Потом меня нашли партизаны. Это были евреи, а их командира звали Йечил Гринспан. Сначала я приняла их за польских партизан и стала драться, но они легко со мной справились и отвели в свой лагерь. На подходе к лагерю часовой спросил пароль, и только услышав «Амча», я поняла, что попала к своим. Этим паролем пользовались наши люди, когда сражались с сирийцами две тысячи лет назад. Слово это сохранилось потому, что его берегли и о нем вспоминали всегда, когда нуждались в пароле. Еще я узнала, что их главный враг — Армия Крайова. Именно поляки из этой армии убили больше беглых евреев, чем даже немцы.

Я осталась у них.

Я стала партизанкой.

С ними я убивала и с ними добывала пропитание.

Им я верила, отряду, но не отдельным людям.

Потом я узнала, что ношу ребенка.

Он родился 22 июля, на две недели позже срока. Так больно, как при родах, мне еще никогда не было. Я назвала мальчика Яковом — в честь помощника командира отряда. В тот же день, когда мой сын появился на свет, мы услышали артиллерийскую канонаду. Все отправились туда, где шел бой. И только я осталась.

На следующий день после того, как Красная Армия прошла через Собибор и продолжила наступление, наши люди двинулись навстречу русским, чтобы узнать, что стало с лагерем, и попросить продуктов. Они ушли утром и вернулись поздно вечером. Рассказали, что не встретили русских, но зато видели солдат Армии Крайовой в Окунинке и Сучаве и едва успели от них спрятаться. Один из тех, кто ходил в разведку, рассказал мне, что видел в лагере много поляков. Это были крестьяне, мужчины и женщины, из ближайших деревень, торговцы из Влодавы. Некоторые пришли целыми семьями. Они принесли с собой снаряды и мины, оставленные немцами при отступлении от Буга, немного динамита из карьера и зажигательный шнур. Я кормила грудью ребенка и слушала рассказ о том, что видели из укрытия наши разведчики. Перед уходом немцы расстреляли всех, кто еще оставался в лагере, и тех беглецов, кого сумели поймать. Убитых сбросили в наспех выкопанную яму и засыпали землей. Все постройки — вышки, бараки, камеры — были снесены, чтобы место походило на обычную ферму. Через год никто бы и не нашел яму, в которую свалили тела четырех сотен человек.

Рабочие, которых прислали убирать лагерь, ничего о могиле не знали.