— Стойте, — заявил он властно. — Ничего не надо. В Народном доме, наверняка, телефонный аппарат есть. Пойду туда.
— Позвольте и мне с вами, — просящим тоном обратился Тоцкий, нелепо топчась около помощника следователя, — может быть, и моя помощь пригодится.
— Если б у вас был брандспойт или пистолет, я бы вам в ноги поклонился.
— Неужели в Зоосаде пожар? — ахнул Тоцкий. — Или преступники захватили животных?
— Хуже, — Лапочкин усмехнулся, — животные захватили человека. Впрочем, это не по вашей части. Вы ведь, как я помню, травоядными интересуетесь, а здесь Хищники. Гиены.
— Погодите, не спешите, — обрадовался ветеринар. — Ни пистолета, ни пожарных не надо. Я знаю, как поступить.
— Что? — Лапочкин выкатил глаза.
— Гиены, они ведь кто? — пустился в научные рассуждения Тоцкий. — Обыкновенные дикие собаки. Правда, отвратительные и злобные. Особенно интересны самки, у которых отмечается особое анатомическое строение…
— Стоп, — прервал ненужные разглагольствования Лапочкин. — Брэма отставить. Что делать?
— Все очень просто, — заспешил ветеринар, — чтобы их обезопасить, надо лишить их нюха. Тогда они поджимают хвост и трусят. Нам надо отбить им нюх.
— А как?
— Покупаете большой флакон резких духов, выливаете на мерзких тварей или около них, и они убираются. И боятся приблизиться к тому месту, где слишком сильный посторонний запах.
Лапочкин отпрянул, пытаясь понять, не шутит ли господин Тоцкий. Однако миловидное лицо ветеринара оставалось чрезвычайно серьезным, а в логике его Лапочкин изъянов не обнаружил.
— Где парфюмерный магазин?
— Рядышком, совсем рядышком, — обрадовался советчик. — В пяти минутах.
Лапочкин одобрительно кивнул и помчался за Тоцким, прикидывая в уме, хватит ли у него в карманах денег на большой флакон духов.
Магазин парфюма находился действительно рядом. Но больших флаконов с резкими духами в продаже не поступало. Покупать же дюжину маленьких флаконов накладно. Продавец предлагал Тоцкому, взявшему на себя роль эксперта, все новые и новые образчики. Но Тоцкий забраковывал один за другим. То ему казался запах слишком слабым, то слишком эротическим, то слишком цветочным…
Наконец морока прекратилась: рассвирепевший от проволочки Лапочкин выхватил из рук продавца тот флакон, который еще не попался в руки привередливому ветеринару и, вынув визитку, приказал записать стоимость на свой счет. После чего помощник следователя, подгоняемый стремлением спасти бестолкового журналиста от неминуемой смерти в клетке с гиенами, опрометью кинулся в Зоологический сад. На Тоцкого внимания он уже не обращал.
Пулей промчался Лапочкин мимо сторожа к деревянному строению, где висел под потолком, вцепившись в металлическую решетку, переводчик «Флирта» Иван Платонов. Но в вонючем коридоре спасатель остановился и попятился: в нос ему шибанула смесь острых звериных запахов и разъедающего глаза дыма. Лампочки теперь едва просматривались сквозь густую дымовую завесу. Отовсюду неслись истошные звериные крики и грохот мечущихся по клеткам животных.
Лапочкин ретировался. Как и отчего возник в зверином обиталище пожар, он себе не представлял. Однако было ясно, что помощник следователя опоздал: даже если бедный Платонов спасся от гиен, он непременно задохнулся или погиб в огне. Флакон духов стал бессмыслен: ни гиен обезопасить, ни пожар потушить.
— Эй, барин, посторонитесь, — услышал Лапочкин за спиной торопливый голос, и чьи-то сильные руки весьма нелюбезно его отодвинули в сторону.
Растерявшийся Лапочкин повернулся и увидел давешнего уборщика: мужик открыл дверь и подпер створку внушительным поленом.
— Что здесь произошло? — строго спросил Лев Милеевич.
Уборщик укоризненно смотрел на помощника следователя.
— Опоздали вы, барин. Слишком долго ходили. Да не боитесь. Все живы.
— Так что же произошло?
— Слава Богу, спасли бедолагу научного, спасли. Как вы изволили уйти, так и прибежал его товарищ. Дал мне свой фотоаппарат подержать.
— Говори быстрее, — велел Лапочкин, — не от фотоаппарата же такой дым напустился?
— Дым имеет происхождение другое, — важно объяснил уборщик. — Фотограф бросил в клетку дюжину дымовых шашек. Красиво шипели, мерзавки. Гиеночки-то наши забеспокоились да и потрусили друг за другом в норку. А страдалец наш спустился да и прыснул на волю. С дружком и покинул наше заведение. Вот каких жертв требует наука.
— Действительно, слава Богу, — вздохнул облегченно Лапочкин. — А что, страдалец пошел босиком?
— Почему босиком? — обиделся уборщик. — В сапогах своих.
— Так чьи же ботинки валялись в клетке?
— Теперь уж и не знаю, — уборщик в оторопи сдвинул треух и почесал затылок. — Виноват, не уследил. Может, с собой господа ученые принесли?
— А изъять эту обувь из клетки можно?
— Скоро узнаем. Я ведь, как дышать нечем стало, выскочил отпирать запасную пожарную дверь, насупротив энтой. Пока управился. А там уж и сюда. Вот полешкой припер. Как дым-то вытянет, так и посмотрим. Только надежды на ботиночки мало.
— Это почему еще?