Тем не менее начальник Главного штаба русской армии генерал Леонтий Беннигсен, несмотря на всю серьезность положения, беззастенчиво интриговал. И сдача Москвы для него явилась хорошей козырной картой. В Петербург от Беннигсена одна за другой летели секретные депеши, извещавшие Александра I, что «матушку-Москву» можно было спасти. Город был сдан, уверял генерал императора, исключительно по трусости и нерешительности Кутузова, хотя, будь на его месте кто другой, Первопрестольную удалось бы отстоять… Беннигсена поддерживали Барклай (так и не простивший соперника) и генерал Ермолов.
Хитрый маневр Кутузова в виде флангового марша с уходом на Калужскую дорогу помог русской армии выиграть драгоценное время. Однако и эти действия главнокомандующего были раскритикованы его недругами. Беннигсен рвался в бой. Любые приказания Кутузова воспринимались им в штыки, с нескрываемым неудовольствием. Повторялась катавасия, разыгравшаяся в первые дни войны между Барклаем и Багратионом. Все это рано или поздно могло привести к серьезным последствиям. Узел противоречий, понимал Кутузов, следовало рубить жестко и решительно.
Когда армия дошла до Красной Пахры, первым не выдержал генерал Беннигсен:
– Ваше высокопревосходительство… – начал было начальник штаба, но Кутузов его перебил:
– Что-то слишком официозно, Леонтий Леонтьевич, не находите?.. Хотите сказать мне нечто неприятное?..
– Смею доложить, Ваша светлость… э-э… армия устала отступать. Командиры не понимают, что вообще происходит, куда они ведут своих подчиненных. Солдаты требуют новой баталии с супостатами…
– И что вы предлагаете? – нахмурился Кутузов.
– Предлагаю здесь, у Пахры, атаковать Мюрата! – с жаром ответил Беннигсен. – Французы этого не ожидают, наш удар окажется для них неожиданным. Победа над противником воодушевит наших солдат…
– Встревать в мелкие стычки – это не то, что предстоит армии в ближайшие месяцы, – холодно заметил на тираду Беннигсена Кутузов. – У нас другая задача. После Москвы враг, скорее всего, будет рваться на юг, где много фуража и продовольствия. Отдохнув и закрепившись здесь, мы сможем погнать Буонапартия обратно – туда, откуда он явился…
– Но сидеть сложа руки, ничего не предпринимая, становится невмоготу! – вскричал Беннигсен.
В комнате главнокомандующего стало тихо. Кутузов, закинув руки за спину, медленно подошел к окну. Первое, что бросилось полководцу в глаза, когда он коснулся лбом оконной рамы, паутина по ту сторону стекла, вдоль которой деловито сновал большой черный паук. Вот так и здесь, мелькнуло в голове, в кого ни ткни, плетет интриги…
– Я понял вас, генерал, – повернулся он к Беннигсену. – Раз вы не согласны с вашим главнокомандующим, значит, я не достоин доверия.
– Это не так, Ваше высокопревосходительство, – побледнел начальник штаба. – Я только хотел сказать, что мы не можем бездействовать. Не имеем на это права!..
– Вот и действуйте! А я слагаю с себя данные мне Государем полномочия главнокомандующего и предоставляю вам, генерал Беннигсен, распоряжаться и отдавать вместо меня приказы. Ну же, смелее, забирайте мой штаб, офицеров, армию… Командуйте! Вы же сами хотели этого. Мне же ничего не остается, как при новом главнокомандующем стать простым добровольцем… Поздравляю вас, генерал! Начинайте подыскивать удобную позицию для предстоящего сражения…
Кутузова не зря называли старой лисицей: он знал, что делал. Здесь, под Красной Пахрой, удобной позиции не было.