Бонапарт. По следам Гулливера

Ранним утром 17 (29) ноября через один из мостов промчалась повозка Наполеона, окруженная плотным кольцом гвардейцев. Плацдарм, отбитый французским авангардом, спас Императора…

На этот раз он уже не смотрел по сторонам. Вжавшись в сиденье и тяжело дыша, Наполеон в своей медвежьей шубе сейчас больше походил на беспокойного медведя-шатуна. И почти всю дорогу ехал с закрытыми глазами. Кругом слышались крики его доблестных солдат, приветствовавших своего Императора:

– Vivat L’empereur! Vivat L’empereur!..

Через день, в девять утра, по приказу Императора мосты через Березину были сожжены[226]. Сотни обозов с ранеными и беженцами останутся на левом берегу. Над рекой еще долго будет стоять неумолчный вопль отчаявшихся людей. Берег постепенно наполнялся казаками…

Граф Гохберг: «Наступил день, но солдаты с усердием работали над разрушением мостов. Ужасное зрелище представляли многочисленные больные и раненые, оставшиеся на противоположном берегу, которые теперь должны были достаться неприятелю. Ни одно перо не может описать нашей скорби… Вместо раненого маршала Удино команду над 2-м корпусом принял маршал Ней; он прежде всего поспешил сорганизовать арьергард, в состав которого вошли остатки 3-го и 5-го корпусов. В этих отрядах, где насчитывалось до сражения при Березине около 9500 человек, из которых 1500 было кавалеристов, было теперь всего только 1800 человек пехотинцев и 500 кавалеристов».

Армия Бонапарта напоминала мартовский снег: начав таять, снег очень быстро превращается в нечто бесформенное, называемое водой. Лао-цзы…

* * *

Левый берег Березины, как вспоминали очевидцы, представлял из себя горы трупов. Дорога, ведущая к реке, выглядела некой «улицей мертвых тел». Хуже всего приходилось раненым.

Из воспоминаний русского инженера Мартоса:

«Невольный ужас овладел нашими сердцами. Представьте себе широкую извилистую реку, которая была, как только позволял видеть глаз, вся покрыта человеческими трупами; некоторые уже начинали замерзать. Здесь было царство смерти, которая блестела во всем ее разрушении… Первый представившийся нам предмет была женщина, провалившаяся и затертая льдом; одна рука ее отрублена и висела, другой она держала грудного младенца. Малютка ручонками обвился около шеи матери; она еще была жива, она еще устремляла глаза на мужчину, который тоже провалился, но уже замерз; между ними на льду лежало мертвое дитя… Ветер и мороз были прежестокие, все дороги замело снегом, по ближнему полю шатались толпами французы. Одни кое-где разводили огонь и садились к нему, другие резали у лошадей мясо и глодали их кости, жарили его, ели сырым».