– Эти шахматы можете отдать преступникам, – сказала Кира, обращаясь к Ивану Алексеевичу. – Не нужно их злить.
– Да, пусть думают, что вы образумились. И покорились им.
Иван Алексеевич порывисто схватил шахматы и принялся благодарить подруг. Но недолго, потому что в это время в дверь позвонили. Кира тут же, помимо воли, залилась краской. Она догадывалась, да что там, она просто знала, кто стоит за дверью. Она уже разговаривала сегодня вечером с Апогеем. И тот сказал, что как только освободится, то приедет к Кире. А та предупредила, что может быть не дома, а у Леси. И чтобы тот зашел за ней туда.
И вот оно свершилось. Апогей здесь.
Но сама хозяйка квартиры Леся ничего об этой договоренности ее подруги с новым сердечным другом не знала. И потому, отправившись открывать, была изрядно удивлена, обнаружив на пороге чисто выбритого, интересного и яркого мужчину в щегольском прикиде, с красивыми, лучистыми глазами на длинном, немного грустном лице и букетом цветов в руках.
– Вы ко мне? – поинтересовалась она, принимая самую соблазнительную позу из всех, которые могла припомнить. – Ой! Это ты!
Леся наконец признала в незнакомце Апогея. И теперь страшно смутилась. Что он тут делает? У нее на пороге, да еще с цветами, да еще без предупреждения. Казалось бы, вывод напрашивался сам собой. Утомившись ухаживать за Кирой, ветреник Апогей решил приударить также и за ее подругой. И потому первым побуждением Леси было просто захлопнуть дверь перед носом нахала. А потом свято хранить тайну и никогда и ничего не говорить об этом инциденте Кире, чтобы не расстраивать подругу.
Но немного оправившись от охватившего ее возмущения, Леся решила не торопиться с выводами. Уж очень счастливым и влюбленным выглядел мужчина. Не может быть, чтобы он так основательно втюрился в нее. Тем более что и повода никакого Леся ему не давала. И потому захлопывать дверь она не стала, решив уточнить:
– Ты Киру ищешь?
– Да, да! – едва не приплясывая на месте от нетерпения, воскликнул мужчина. – Она ведь у тебя?
– У меня.
Апогей немедленно просиял и протиснулся мимо Леси, умудрившись при этом преподнести ей коробку шоколадных конфет. От такой галантности у Леси даже захватило дух. И она впервые подумала, что, пожалуй, ее подруге повезло больше, чем можно было ждать.
Обнаружив в квартире еще одно лицо мужского пола, Апогей на секунду растерялся. Но тут увидел Киру, снова просиял, протянул ей цветы и горячо обнял.
– Я так скучал! – ничуть не стесняясь вытянувшейся от любопытства шеи Ивана Алексеевича и Леси, произнес он. – Думал о тебе весь день!
– Я тоже! Милый!
– Любимая!
– Я тебя обожаю!
Леся поняла, что еще немного, и эти двое начисто забудут обо всем на свете. Похоже, наступила пора ей вмешаться.
– Эй! Эй! – решительно воскликнула она. – Молодые! Хорош! Разойдитесь!
Парочка нехотя, но все же послушалась.
– У нас есть дела поважнее ваших амуров, – строго сообщила им Леся, но ответной реакции так и не добилась.
Похоже, оказавшись вместе под одной крышей, влюбленные начисто забыли обо всем. И как раз считали, что важней их чувств друг к другу на свете просто быть в данный момент ничего не может. Но Леся не могла позволить, чтобы эмоции ее подруги окончательно застлали бы той мозги.
– У нас есть два вопроса, – внушительно произнесла она. – Первый, где и как нам искать тетю Зину? И второй, кто и за что убил Марину?
При имени «Марина» Апогей дернулся. Но слабо, очень слабо. Новое чувство начисто вытеснило из его сердца образ легкомысленной кокетки, долгое время использовавшей его любовь в своих корыстных целях.
– По первому вопросу у меня есть кое-какие соображения, – сказал Иван Алексеевич.
– Говорите!
– Дело в том, что Зинаида Митрофановна жаловалась мне на свою племянницу, внезапно словно снег на голову свалившуюся на нее из Воронежа.
– И что?
– Девушка – это дочь ее покойной сестры. Незамужняя. И, по словам Зинаиды Митрофановны, весьма глупая и ограниченная особа.
Знал доктор и другие подробности. По словам Зинаиды Митрофановны, тетя и племянница никогда не были близки. И потому визит племянницы оказался для Зинаиды Митрофановны полной неожиданностью. Даже когда была жива ее родная сестра, Зинаида избегала частых контактов с племянницей. Ей казалось, что девочка растет не такой, какой бы следовало. Впрочем, своими собственными детьми Зинаида Митрофановна обзавестись не успела и потому держала рот на замке, не рискуя давать сестре советы по воспитанию единственной дочери.
Сестра воспитывала дочку одна. Родила, как говорится, для себя. И потому ничего для ребенка не жалела. Девочка росла избалованной и капризной. А если добавить к этому еще некоторую природную туповатость и жуткий эгоизм, картина ее характера получалась и вовсе печальной. Но вмешиваться Зинаида Митрофановна зареклась, помня отпор, который дала ей сестра, когда один-единственный раз она отважилась вмешаться.
– Моя дочь, как хочу, так и ращу кровиночку! А ты пустоцветом жизнь прожила, так теперь и не суйся!