Борьба и победы Иосифа Сталина

Сталин не принадлежал к людям, зашоренным идеологически­ми догмами. Знаменательно, что он отвергал сложившееся в пар­тийной среде высокомерное мнение о «буржуазных» специали­стах. «В буржуазном государстве, — указывает он, — статистик имеет некоторый минимум профессиональной чести. Он не может соврать. Он может быть любого политического убеждения и на­правления, но, что касается фактов и цифр, то он отдаст себя на за­клание, но неправды не скажет. Побольше бы нам таких буржуаз­ных статистиков, людей, уважающих себя...»

Не менее важное значение в системе организации управления он придает и достоверности отчетности. «Никакая хозяйственная работа без отчетности двигаться не может. А наши бухгалтера не всегда, к сожалению, отличаются элементарными свойствами обычного буржуазного, честного бухгалтера.

Я преклоняюсь перед некоторыми из них, среди них есть чест­ные и преданные работники, но имеются и паршивые, которые могут сочинить любой отчет, и некоторые опаснее контрреволю­ционеров — это факт. Не преодолев этих недочетов, не ликвидиро­вав их, мы не можем двинуть дальше ни хозяйства страны, ни ее торговли».

Да, он знал принципы управления и умел ими пользоваться, и одной из деловых особенностей характера Сталина являлось то, что он сам никогда не сторонился «рутинной» деятельности. На­оборот, он всегда был готов взвалить на себя бремя любой работы, которой избегали другие деятели партии, но он и умел выполнять эту работу. Конечно, предоставление Сталину широких должност­ных полномочий не могло не привлечь внимания, хотя бы из чувст­ва элементарной зависти.

Очередной XI съезд партии открылся 27 марта. В политическом отчете ЦК, с которым выступил Ленин, прозвучали итоги первого года нэпа и оценки перспектив дальнейшего хозяйственного строительства. Среди наскоро сколоченных оппозиционных груп­пировок было много недовольных проводимой линией. Критикуя некоторые положения доклада Ленина, выступивший в прениях сторонник Троцкого Преображенский сделал выпад и по вопро­сам кадровой политики.

Он бросил, по его мнению, убийственное замечание: «Или, то­варищи, возьмем, например, товарища Сталина, члена Политбю­ро, который является в то же время наркомом двух наркоматов. Мыслимо ли, чтобы человек был в состоянии отвечать за работу двух комиссариатов и, кроме того, за работу в Политбюро и в Орг­бюро и в десятке цекистских комиссий?» Преображенский упре­кал Ленина не из деловых соображений. То была зависть рядовой посредственности. Человека, который и сам был не прочь подер­жаться за «министерский портфель».

В заключительном слове Ленин своеобразно парировал это об­винение: «Вот Преображенский здесь легко бросил, что Сталин в двух комиссариатах. А кто не грешен из нас? Кто не брал бы не­сколько обязанностей сразу? Да и как можно сделать иначе? Что мы можем сделать, чтобы было обеспечено существующее поло­жение в Наркомнаце, чтобы разобраться со всеми туркестански­ми, кавказскими и прочими вопросами?

Ведь это все политические вопросы! А разрешить эти вопросы необходимо, это вопросы, которые сотни лет занимали европей­ские государства, которые в ничтожной доле разрешены в демо­кратических республиках. Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы был человек, к которому любой из представителей наций мог бы подойти и подробно рассказать, в чем дело.

Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы на­звать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина...

То же относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем в мелких интригах».

Можно ли дать более превосходную характеристику?

Реализация государственной политики, проводимой партией, требовавшая систематической и скрупулезной работы, неизбежно упиралась в обилие мнений и позиций среди ее членов. Мелкие ам­бициозные интриги плелись даже в самом Политбюро. Такая мелкотравчатость — неизбежная болезнь любой «демократии». Это затрудняло деятельность Ленина как в партии, так и в государстве, и наиболее крупной фигурой среди не убывавшей оппозиции не­изменно был Троцкий.

Ленин понимал разлагающее влияние Троцкого, имевшего сильных сторонников, но в сложившихся условиях не мог освобо­диться от него, не вызвав раскола далеко не монолитного больше­вистского блока.

Ленин даже был вынужден опубликовать в «Правде» заявление, что у нею нет разногласий с Троцким по крестьянскому вопросу. На открыто высказанное возмущение Сталина в отношении несо­ответствия этого утверждения действительности Ленин ответил: «А что я могу сделать? В руках у Троцкого армия, которая сплошь из крестьян; у нас в стране разруха, а мы покажем народу, что еще и наверху грыземся!»