В округе сразу наступило затишье: грабежи и убийства прекратились как по волшебству; вожди племен очевидно были озадачены резкой переменой отношений к ним. Немало тревожила их и судьба Гуляма.
Таганкур время от времени показывался в Тахта, но оружие не регистрировал, награбленного не сдавал, а наоборот, требовал возмещения убытков, принесенных ему операцией 19–20 мая.
Командир бригады, решив использовать эти поводы для окончательного уничтожения Таганкура, в неискренности намерений которого не было ни малейшего сомнения, утром 30 мая выехал в Тахта совместно с представителями Окружного ревкома и комитета партии; туда же были вызваны на совещание все вожди округа, а из Ташауза и Ильялы переброшены первый и третий эскадроны 83-го кавалерийского полка с 4 горными орудиями.
Вскоре после приезда в Тахта начали съезжаться вожди, прибывавшие каждый со своим личным конвоем; здесь были: Ниаз-Бакши, Хаким-бек, Тюре-Сердар, Султан-Мурад-хан, Анна-Бала, Хессен-Гельды, словом, вся феодальная головка туркменских племен, последним явился Якши-Кельды, окруженный полсотней одинаково одетых, вооруженных до зубов джигитов на великолепных туркменских конях.
Вожди в последний раз были предупреждены, что продолжение ими политики грабежей повлечет за собой строжайшие репрессии и что советская власть не будет считаться ни со знатностью, ни с общественным положением, а будет карать беспощадно; в ответ посыпались бесконечные уверения в своем миролюбии, бесконечная лесть и бесконечное вранье.
После этого при всех них был приведен Таганкур, от которого т. Мелькумов потребовал объяснения причин невыполнения условий сдачи; Таганкур, оправдываясь, начал выставлять свои контртребования.
Командир бригады приказал мне арестовать Таганкура. Немедленно он и пять приехавших с ним джигитов были разоружены и посажены, а вечером отправлены в Ташауз.
Одновременно помощнику командира 1-го эскадрона т. Монстрову было приказано двинуться с эскадроном в Беш-Кыр и арестовать, а в случае сопротивления – уничтожить брата Таганкура – Байрама-Юзбаши и курбаши Байрама-Коули; эскадрон стремительно двинулся в Беш-Кыр и, прибыв туда, захватил обоих курбаши в кибитке; ошеломленные неожиданным появлением красноармейцев, они сдались, не оказав никакого сопротивления; во все стороны от кишлака были видны удиравшие джигиты: шайка, потеряв руководителей, распадалась.
Таким образом, к концу мая в самом бандитском – Тахтинском – районе наступило успокоение, и самые активные враги советской власти сидели в тюрьме, ожидая суда. Однако среди племени салах еще оставались такие персонажи, как Меред-Дуу и Тюре-Сердар, первый из которых был много способнее и умнее Гуляма.
Положительным явлением было совершенно спокойное отношение населения к арестам вождей. Как раз в это время туркменские кишлаки получили воду, и получили ее, благодаря активной работе органов Водного хозяйства, в таком количестве, какого раньше они не знали. Мирное население, видя положительные стороны новой власти, на деле почувствовав отношение ее к декханству, оставалось глухим к призывам мулл и вождей о восстании.
Напрасны были попытки разжечь национальную рознь путем провокационных слухов о поддержке советской властью только узбеков, ссылками на участие в операции против Таганкура двух десятков красноармейцев узбекского эскадрона. Эта провокация опровергалась фактами, так как именно туркмены в этом году получили наибольшее количество воды; напрасно было запугивание гонением со стороны красного командования на мусульманскую веру и на вековые обычаи туркмен – поведение Красной армии при ее операциях в туркменских кишлаках было наглядным опровержением этой клеветы; работа низового аппарата и выдержанная политика частей по отношению к населению давали свои первые ощутительные результаты.
В конце июня произошло событие, ясно показавшее командованию, что процесс классового расслоения кишлака достиг значительного развития и что политика его безусловно правильна.
21 июня в ауле Кеши под Ашхабадом на почве родовой мести текинцем был убит Гулям-Али-хан. Известие это с быстротой радио достигло Хорезма. Власти сейчас же широко оповестили об этом население, с заявлением, что убийца будет жестоко наказан. Однако вожди, баи и муллы немедленно развили самую отчаянную агитацию в том направлении, что Гулям убит по приказанию советской власти за то, что он был защитником религиозных и родовых туркменских обычаев от русских и узбеков и что та же участь готовится и всем туркменам вообще.
Однако, против всякого ожидания как агитаторов, так – нужно сознаться – и нашего, никаких результатов эта агитация не дала; в древних родах туркменских племен Хорезма появилась новая неведомая доселе сила – аульные советы и ячейки, и их работа пересилила преступную агитацию вождей.
Но если декханство совершенно хладнокровно отнеслось к смерти своего вождя, то те, кто имел прошлые грехи, зашевелились. Вскоре стали поступать агентурные сведения, что Султан-Мурад, Тюре-Сердар и Меред-Деу собирают джигитов, готовясь к уходу в пески.