Паруса украшали по-разному, тем самым добавляя богатства и изысканности внешнему облику судна, ахтерштевень которого нередко выполнялся в виде лебединой шеи, и носовая часть была украшена изысканной резьбой. На каменном рельефе, найденном в районе Порто, недалеко от устья Тибра, мы видим торговое судно, которое по великолепию украшений вполне могло бы соперничать с европейскими судами эпохи Возрождения. Только большое рулевое весло, спускавшееся с кормы в воду по правому борту, отличало такое судно от корабля европейского монарха XVIII века, которое он с гордостью называл своим флагманом.
Трирема и ее преемница квинквирема, участвовавшая в великих морских сражениях Пунических войн, оказались, как показал опыт, менее эффективными, чем более ранняя бирема. Эдуард Гиббон в «Закате и падении Римской империи» писал: «Опыт, судя по всему, наконец убедил древних, что, когда на их галерах стало больше двух или от силы трех рядов весел, они подходили скорее для тщеславной показухи, чем приносили реальную пользу…» Либурны, населявшие адриатическое побережье Иллирии и давно известные скоростью и прекрасными мореходными качествами своих судов, строили их с двумя рядами весел. Римляне получили выгоду от своих контактов с либурнами, когда уничтожали пиратство на Адриатике. Проявив обычную для них проницательность, они переняли вражеский проект. Термин liburna вскоре стал стандартным в римском мире. Он обозначал военный корабль с двумя рядами весел. Со временем он стал настолько распространенным, что применялся почти к любому гребному судну. Хотя римляне продолжали использовать на флоте триремы и даже квинквиремы, именно бирема стала ядром его флота на долгие века его господства в Средиземноморье.
Поэт Лукан, писавший в I веке во время правления Нерона, в своей поэме «Фарсалия» описал сцену на борту корабля, дающую представление о навигации по звездам. Капитан объясняет пассажирам, какие звезды использует для судовождения. По его утверждению, его моряки не следуют блуждающим звездам, которые двигаются по небу, потому что те лишь вводят в заблуждение бедных моряков. Только никогда не заходящая Аксис (Axis), самая яркая среди Медведиц, направляет корабли. Когда она над головой и над реем, моряки обращают свои взоры на Босфор и Черное море, омывающее скифские берега. А когда Арктур спускается с топа мачты и Малая Медведица приближается к горизонту, значит, корабль приближается к сирийскому берегу.
Лукан, как и большинство поэтов, не был штурманом, однако смысл его слов вполне ясен. Главная звезда для навигации (как в дни Гомера, так и сегодня) – Полярная звезда. Когда судно идет на север, оно будет – это очевидно – двигаться к Полярной звезде, и ее будет видно над длинным реем грот-мачты. И наоборот, когда судно направляется в Сирию, Полярная звезда склоняется ближе к горизонту. Ссылка на Арктур – ошибка поэта, потому что, если судно шло на юг, в Сирию, в этот исторический период Арктур должен был подниматься, а не опускаться в отношении мачты. Но главное в следующем: тогда, как и сейчас, кормчий грубо оценивал высоту звезды относительно мачты и рея. Даже в современных парусниках, определив курс по компасу, обычно отмечают, на какой высоте находится Полярная звезда относительно части такелажа, и направляют судно так, чтобы она оставалась в таком же положении.
Греческий астроном и географ Эратосфен определил значение градуса еще во II веке до н. э. Когда это знание стало доступным, как пишет Гордон Чайлд в книге «Что случилось в истории», угловые измерения подъема Полярной звезды и прохождения через меридиан дали намного более точное представление о расстояниях на север и на юг, чем расчеты, основанные на времени в пути. Сопоставляя такие наблюдения, можно нанести положения разных мест на земную сферу, разделенную, как небо, на параллели широты, пронумерованные до 90, чтобы обозначить угловое расстояние от экватора. Само слово «широта» раскрывает, как началась система – с наблюдений моряков, пересекающих длинное Средиземное море.
Поскольку Средиземное море сравнительно узкое с севера на юг, переходы, требовавшие расчетов широты, были относительно простыми. Расчеты долготы – расстояний вдоль Средиземного моря – были намного труднее. На самом деле только после изобретения эффективного хронометра в XVIII веке моряки могли быть уверенными в правильности своей долготы. Ко II веку Птолемей, александрийский математик и географ, сумел составить карту на базе широты и долготы. Можно не сомневаться, что карты Средиземного моря использовались морскими капитанами и раньше.
И. Г. Тейлор в труде «Искусство нахождения гавани» писал: «То, что до нас не дошли греческие или латинские карты из тех, которые были составлены более двух тысяч лет назад, неудивительно. И поскольку после упадка Римской империи только христианские монахи сохраняли то, что нам сегодня известно из классических знаний и литературы, едва ли им было интересно техническое оборудование моряков, и они не делали копий руководств мореплавателям».