Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения

Согласно шестидесятнической схеме, главная ось 1960-1970-х годов – это противостояние либеральной интеллигенции (то есть шестидесятников) и консервативной («тоталитарной») власти. Конечно же, это не соответствует действительности: не было никакого противостояния и не было у шестидесятнической интеллигенции никакого проекта, который они могли бы противопоставить системе. Они сами были элементом системы, могли существовать только в ней и за её счёт, разве что в «красной» системе они фрондёрски носили не ярко-красное или – верх смелости – ярко-розовое. Об этой группе интеллигенции В. Кормер в статье «Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура» писал, что она «не стала выступать при Советской власти не только оттого, что ей не давали это сделать, но и оттого, в первую очередь, что ей не с чем было выступить»; она, добавлю я, не была экзистенциально самостоятельной, не то что самодостаточной; она была – изнанкой системы. Как писал тот же Кормер, имея в виду именно шестидесятническую интеллигенцию, ей «нечего было противопоставить коммунизму, в её сознании не было принципов, существенно отличавшихся от принципов, реализованных коммунистическим режимом».

У совинтеллигенции, разумеется, прежде всего у её либеральной части, действительно было раздвоенное сознание. С одной стороны, она разделяла ряд принципов коммунизма, особенно тех, которые позволяли ей поддерживать её элитарный статус. С другой стороны, она критиковала всё тот же коммунизм с буржуазных позиций. Это специально подчеркнул в блестящем эссе «Будущее интеллектуалов и восхождение нового класса Элвин Гулднер. «Советская интеллигенция, – писал он, – громко претендуя на то, что она носитель необыденного сознания, идеологически полностью остается в пределах того, что было свойственно буржуазии в начале XIX в., присваивая весь буржуазный идеологический фольклор, то есть продукт обыденного сознания буржуазии. К тому же не первоначальной кальвинисткой буржуазии, а более поздней, зараженной социальным дарвинизмом и перенявшей у старой аристократии все замашки «досужего класса» (Веблен). И уж тем более интеллигенция остается в пределах самого вульгарного обыденного сознания, когда разговаривает о самой себе.

Этот дефект сознания не сойдет советской интеллигенции с рук. Либо она не сумеет осуществить историческую роль, на которую претендует. Либо сумеет – но ко всеобщему несчастью. Потому что пока она не представляет собой реальной социальной (политической) силы, её ложное сознание – это её личное дело». В перестройку совинтеллигенция не стала реальной политической силой, но её использовали разрушители советской системы в качестве одного из таранов, убедив, что она именно таковой и является.

На самом деле в советской системе интеллигенция никогда не играла самостоятельную социальновластную роль, не была субъектом, она всегда была более или менее зависимой фракцией того или иного сегмента властных групп, номенклатуры. Это – во-первых. Во-вторых, с середины 1950-х интеллигенция была представлена не одной, а как минимум двумя группами – либеральной (частично с большим или меньшим антисоветским душком) и державно-патриотической (сразу о нескольких «крыльях» или «ликах» – социалистическом и почвенническом, «красном» и «белом»). Эту вторую группу с подачи либералов нередко называют либо «консервативно-охранительной», хотя «консерваторами» и «охранителями» в ней были далеко не все, пожалуй, даже не большинство, либо русско-националистической, причёсывая одной гребёнкой и патриотов, и националистов, и имперцев (причём разных типов – самодержавно-монархического и сталински-социалистического). Более того, либералы-шестидесятники государственников («охранителей») вообще выводили за рамки интеллигенции, поскольку право быть таковой оставляли только за представителями своего лагеря, якобы самостоятельного. На самом деле обе группы интеллигенции были в большей или меньшей степени зависимыми фракциями двух групп номенклатуры – «либералов» и «консерваторов» (опять же по шестидесятнической терминологии).

Суть жульнического трюка, проделанного «идеологами» шестидесятников в ходе создания мифа о себе любимых как «пупе земли» советского общества, такова: из сложной реальной картины власти и общества изымались либеральный сегмент номенклатуры (без которого ни «либеральная интеллигенция», ни шестидесятники, этот сегмент так или иначе обслуживавшие, не могли бы существовать) и «консервативная» интеллигенция. В результате на арене неравного противостояния оказывались консервативная, со склонностью к сталинизму власть («дракон») и либеральная интеллигенция («герой»).