Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения

Показательно, что так называемые социалистические революции XX в., сформировавшие общества системного антикапитализма, произошли не в промышленно развитых, а в аграрно-промышленных («слабые звенья», а не «сильные») или просто аграрных странах. Как тут не вспомнить Б. Мура-младшего с его знаменитой фразой о том, что революции рождаются не из победного крика восходящих классов, а из предсмертного рёва классов, над которыми вот-вот сомкнутся волны прогресса (буржуазного). История показывает, что сплочённость и способность к активным социальным действиям демонстрируют далеко не все отряды рабочего класса, а лишь те, которые, подобно крестьянству, обладают относительной «социопространственной и производственной изоляцией» (Дж. Скотт): шахтёры, лесорубы, докеры. Не случайно также наибольшее развитие коммунистическое движение в Западной Европе получило в странах с сильными докапиталистическими, доиндустриальными традициями (Франция, Италия).

Интеллектуалы, в отличие от крестьянства, ни многочисленностью, ни сплочённостью не отличаются. Впрочем, во-первых, в силу специфики трудовой деятельности много их и не надо; во-вторых, объект их воздействия – не столько им же подобные (хотя и они тоже), сколько более или менее организованная масса людей, на которую они воздействуют либо в интересах верхушки (системы), либо в своих интересах, стремясь занять место верхов, т. е. реализуя функцию контрэлиты. Самое главное, однако, заключается в том, что как и крестьяне, но в отличие от представителей рабочего класса, интеллектуалы сращены, физико-биологически едины со своими средствами производства: они одновременно субъект особого производства, его средство и в значительной степени (в той, в которой они совершенствуются в процессе труда) и его продукт. Как и земледельческая деятельность крестьянина, интеллектуальная деятельность возникла и развивалась задолго до возникновения социально-антагонистических и тем более классовых (капиталистических) отношений. Научно-технический прогресс и научно-техническая революция превращают меньшую часть интеллектуалов в сегмент господствующего класса, большую – в наёмных работников умственного труда, вступающих в антагонистические отношения с «хозяевами системы». Впрочем, относительно привилегированное положение интеллектуалов обусловливает их большую готовность к социальным компромиссам с господствующим классом, чаще подталкивая к выбору в качестве средства вертикальной мобильности индивидуальной карьеры, чем участия в коллективном протесте (не случайно Ж. Бенда назвал свою книгу об интеллектуалах начала XX в. «Предательство клерков»).

Это вдвойне так для основной массы так называемой «советской интеллигенции». Дореволюционная интеллигенция действительно могла представлять опасность для большевиков, поэтому первые массовые социальные удары в 1920-е годы обрушились прежде всего на неё, а на крестьянство чуть позже (репрессии против старообрядцев – отдельный вопрос); правда, ещё в ходе гражданской войны превентивный мощный удар был нанесён по казачеству, но это уже русская специфика – такого слоя больше нигде не было; показательно, что по свидетельствам современников, в 1970 г. именно А.Н.Яковлев готовил документ, заблокировавший празднование 400-летия донского казачества, – какая последовательность!

В отличие от слоя, сформировавшегося до революции, который и был интеллигенцией в строгом социальном смысле слова и который в массе своей, как любой продукт социального разложения (отсюда, в частности отношение значительного числа его представителей к русской национальной традиции), особых социальных симпатий тоже не вызывает, «советская интеллигенция» – это просто совслужащие, в лучшем случае наёмные работники умственного труда; в худшем – люмпены, нередко – нечто среднее. Совинтеллигенция так же не была интеллигенцией в строгом смысле слова (хотя претендовала на это), как не было крестьянством коллективизированное бессобственническое сельское население («посткрестьяне»), как не был пролетариатом советский промышленный рабочий-несобственник своей рабочей силы. Показательно, что в шестидесятническом мифе о революции и гражданской войне были только комиссары, крестьянству места не было. Как и в официальной, т. е. квазиклассовой номенклатурной версии. Какое совпадение!

Несмотря на вполне системный характер совинтеллигенции, номенклатура, чья власть была основана на коллективном отчуждении социальных и духовных (включая интеллектуальную деятельность) факторов производства, не доверяла ей как слою («прослойке»), самим своим местом в общественном разделении труда претендующему на присвоение духовных форм (образов, идей, теорий) и оперирование (манипуляцию) ими. И чем дальше и глубже развивался научно-технический прогресс, чем больше было разговоров о научно-технической революции и тех социальных изменениях, которые она несёт, тем сильнее были опасения.