Киваю, хотя это ложь. Я ни на секунду не хочу оставаться здесь, но кивнуть легче, чем признать, в каком нахожусь состоянии. Что не способна даже выглянуть наружу, не спровоцировав этим новый приступ.
Его взгляд становится жестким, когда останавливается на Кью.
– Тогда я сделаю это.
Она хлопает в ладоши и неторопливо приближается к Уэсу, покачивая бедрами, и кажется, будто помахивая невидимым хвостом.
– Я знала, что ты вернешься, Серфербой, – мурлычет она, протягивая руку, чтобы погладить его по щеке.
Уэс отводит свой идеально-высеченный подбородок, и она начинает хохотать.
– Ой, я забыла. Ты хочешь держать это в секрете, – она бросает мне злую ухмылку и направляется к выходу.
Перед тем, как уйти, Кью снова поворачивается к Уэсу.
– У тебя есть время до завтра, чтобы принести мне средство для мытья посуды, жидкость для розжига, зубные щетки, дезодорант, батарейки D* и печенье с шоколадной крошкой. Серфербой, я не играю в игры.
Уэс приподнимает бровь, но ничего не отвечает. Она разворачивается и уходит. Затем его взгляд возвращается ко мне, такой же холодный и настороженный, как в день нашей встречи. Я перестаю дышать.
– Ты ранена, – Уэс стискивает зубы, и слова получаются резкими и скрипучими.
Я даже не знаю, что на это сказать.
Но когда Уэс протягивает руку и проводит большим пальцем по моей рассеченной щеке, я вздрагиваю и до меня доходит, что он имел в виду.
– Хмх, – я отворачиваю голову и шиплю: – Какая тебе разница?
– Ну, э-э… – Ламар мямлит, когда они с Квинтом пытаются проскользнуть мимо. – Если мы вам понадобимся, мы собираемся... свалить как можно быстрее. Черт.
Он показывает знак мира по пути к выходу, и остаюсь только я.
И Уэс.
Который всё еще пялится на мою щеку.
– Кто сделал это с тобой?
– Это не имеет значения.
– Черт возьми, скажи мне, Рейн.
– Прекрасно! Ты сделал это со мной, ясно? Ты. Если бы ты был здесь, ничего этого бы не случилось!
Уэс опускает глаза.
Замечаю, какие у него красные веки.
Вточь, как у меня.
– Прости, – говорит он мягко. В его голосе слышна искренность, и мне хочется начать делать глупые вещи, например, поцеловать его воспаленные глаза. Поэтому я поворачиваюсь и иду к кассовой стойке, чтобы увеличить расстояние между нами.
Сажусь на темно-серую поверхность рядом с медицинскими изделиями. Здесь лучше. Я чувствую, что теперь почти в состоянии соображать. Почти.
– Я никогда не сожалел ни о чем, что сделал раньше… но я сожалею об этом, – Уэс поднимает глаза, и раскаяние, которое я вижу в них, – это всё извинение, которое мне требуется.
Я хочу подбежать к нему и поцелуями заставить боль исчезнуть с его лица, но не могу. Я парализована его присутствием. Все, что могу сделать, это замереть и смотреть, как он двигается по помещению, словно призрак.
– Я не ожидаю, что ты поймешь, что значит бояться чего-то иррационального и бессмысленного. – Уэс делает шаг ко мне. Затем еще один. – Но это… — он водит пальцем между нами, — это пугает меня до усрачки.
Шаг.
– Я пытался защитить себя.
Шаг.
– Но когда посмотрел сегодняшнюю трансляцию… – Уэс качает головой, и его лицо бледнеет. – Понял, что есть кое-что, что я хочу защитить даже больше, чем себя. – Уэс преодолевает разделяющее нас расстояние одним шагом.
Он встает у меня между коленями. Ладони пристраиваются на дрожащих бедрах.
– Я знаю, ты думаешь, что находишься в безопасности здесь, но это не так. Ты заботишься о Квинте… и все эти свидетели...
Уэс обхватывает мое лицо ладонью чуть ниже раны. Я закрываю глаза и тянусь навстречу его прикосновению, хотя от этого моя боль становится сильнее.
– Разозли не того человека, и он может заставить тебя исчезнуть одним телефонным звонком, Рейн.
Я плотнее сжимаю веки и мотаю головой. Уэс не отрывает руки́.
– Послушай, мне все равно, ненавидишь ты меня или нет. И не имеет значения, как больно мне видеть тебя с кем-то другим. И даже неважно, заговоришь ли ты со мной снова. Я вытерплю это всё и даже больше, чтобы убедиться, что они не заберут тебя.
Голова Уэса медленно приближается ко мне, но его губы не касаются моего рта. Поцелуи, легкие как перышко, ложатся на мой выпуклый рубец. Этот жест такой нежный, такой милый, что сердце разрывается. Помню, как Уэс морщился и стискивал зубы, когда я обрабатывала его пулевое ранение. Вот как я себя сейчас чувствую. Осознаю, как сильно нуждаюсь в этой нежности, и от этого мне больно.
Мои глаза распахиваются, когда накрывает странное чувство déjà vu.
Боль сменяется паникой, и я нервно ищу характерные силуэты всадников на рубашке Уэса.
– Ты настоящий? – шепчу я, прикасаясь кончиками пальцев к оранжевому гибискусу над сердцем.
Уэс прижимается своим лбом к моему и проводит рукой по моим волосам в районе затылка.
– А ты?