Персидский вопрос детально обсуждался 28 октября на совещании в министерстве под председательством Сазонова. Министр иностранных дел рассказал коллегам про ход русско-германских переговоров. Россия предложила заключить Германии соглашение на следующих условиях: 1) Россия не будет препятствовать строительству Багдадской железной дороги; 2) Багдадская железная дорога не будет соединяться с будущими персидскими линиями без предварительного согласия России; 3) Германия объявит, что не имеет в Персии политических интересов, а также согласится с существованием особых стратегических и коммерческих интересов России в Северной Персии и не будет добиваться там концессий. На основе этих предложений Сазонов надеялся достичь взаимопонимания, а затем и улучшения отношений, поскольку в момент переговоров враждебное влияние Германии ощущалось везде, принимая временами чрезвычайно неприятные для России формы.
Известие о неофициальных переговорах с Германией относительно Персии вызвало бурю негодования в русском деловом сообществе. Там знали, что не смогут конкурировать с Германией без помощи таких политических мер, как преференциальные таможенные тарифы, дискриминационные грузовые тарифы или даже откровенные экспортные субсидии. Группа московских промышленников во главе с П.П. Рябушинским, одним из богатейших людей России, встретилась с несколькими сочувствующими депутатами
Думы, чтобы выяснить позицию правительства в отношении германского проникновения в Персию. Было известно, что 80 процентов российского экспорта в Персию составляли хлопковые изделия, что московским владельцам текстильных фабрик было очень выгодно. Русская торговля в Персии была такой успешной благодаря таможенным и тарифным соглашениям, чрезвычайно невыгодным для Персии, но благоприятным для России. Но русская торговля не могла бы процветать без постоянных правительственных субсидий. Продление германской железной дороги в Персию нарушило бы установившийся порядок дел, сделало невозможным обычное ведение бизнеса и привело бы к катастрофическим для русской торговли последствиям. Рябушинский хотел бы, чтобы в Персии вообще не было железных дорог, он полагал любую из них и все вместе потенциальной угрозой для интересов русского капитализма. Один из советских историков писал по этому поводу, что русская буржуазия требовала, чтобы царизм проводил в Персии политически реакционную линию, обеспечивая отсутствие железных дорог; она упрямо настаивала, чтобы ее интересы в Персии обеспечивались военно-феодальными методами.
Сам Сазонов считал, что было бы лучше, если бы в Персии совсем не строились железные дороги. Он надеялся, что Россия, пообещав Германии построить линию Тегеран – Ханекин, сможет все же увильнуть от выполнения своих обязательств. Более того, он считал, что германская дорога не достигнет Багдада в течение ближайших десяти или пятнадцати лет. На упомянутом совещании Сазонов говорил: «У нас будет много времени, чтобы принять меры для решительной консолидации наших персидских рынков и, если мы добьемся успехов на этом пути, нам вообще не надо будет бояться ханекинской линии. Пока же германцы придают большое значение нашему соглашению о будущем соединении пока несуществующей сети персидских железных дорог с Багдадской линией. Это соглашение, которое при определенных обстоятельствах может оказаться фикцией, принесет нам весьма существенный результат, а именно общее улучшение наших отношений с Германией».
Будь у России свобода выбора, она, совершенно очевидно, предпочла бы оставить Персию без железных дорог. Однако, опасаясь дальнейшего ухудшения отношений с Германией, Россия сочла необходимым ублаготворить своего могущественного западного соседа обещанием соединить Тегеран с проектируемой Багдадской линией. Можно было бы позволить немцам и самим построить эту ветку, но это неизбежно привело бы к возникновению постоянных германских интересов в русской сфере влияния. Конечно, России не хотелось тратить деньги на увеличение германской коммерческой конкурентоспособности. Не хотелось и отдавать строительство в руки какого-нибудь международного концерна, так как это ускорило бы неприятные последствия. Наиболее подходящей казалась политика увиливания и затягивания; можно было надеяться, что международная ситуация изменится в пользу России.
Британцы не сумели понять игру Сазонова. Внешняя готовность русского министра иностранных дел принять требования Германии в отношении линии Ханекин– Тегеран показалась им глупой и вредной. Даже опытный А. Николсон не оценил рискованной игры Сазонова, не понял его мотивов. Ему показалось, что Сазонов «легкомысленно отдал Германии все то, что Извольский решительно намеревался удержать», причем «сдал все это, не получив взамен вообще ничего». Сбитый с толку Николсон писал: «Я не в состоянии понять, как Сазонов может быть так слеп к последствиям того, что он делает». Дж. Бьюкенен считал соглашение дипломатической победой Германии и ошибкой Сазонова.