Борджиа

Не осмеливаясь пошевелиться, она смотрела, как уходит понтифик.

Оставшись одна, Розита, все с тем же холодным ожесточением, делавшим ее столь сильной и отважной, переломила шпагу в нескольких дюймах от кончика клинка. Этот обломок будет служить ей острым стилетом. А потом она разрыдалась…

А папа кое-как привел в порядок одежду и в задумчивости проследовал в свою комнату.

«Старым я стал, – думал он с горькой усмешкой. – Я всё испортил своей поспешностью… Ладно, хватит об этом! Первый удар нанесен, и это главное… Она одумается».

Когда он вернулся в свои апартаменты и перед ним предстал аббат Анджело, папа первым делом спросил:

– А кстати, ты знаешь пропасть Анио?

– Это совсем близко от храма Сивиллы, свя… синьор граф.

– Теперь ты можешь называть мой сан. Теперь его незачем скрывать. Так вот, Анджело, на самом краю этой пропасти есть небольшой естественный грот. Прогуляйся-ка к нему сейчас и проверь, не живет ли в этой норе старая женщина, которую в Риме знают под именем Мага.

– А если старуха там?

– Ты ей скажешь, что нынешней ночью у нее будет гость.

ХХХ. Замешательство садовника

Рагастен и оба его друга остановились у въезда в Тиволи, в уединенном уголке, в бедного вида гостинице «Цветочная корзинка». Ее скромность и удаленность привлекли внимание Рагастена. После того как Спадакаппа отвел лошадей в конюшню, а трое друзей слегка подзакусили, Рагастен в одиночестве отправился на прогулку. Он вернулся через час с пакетом одежды под мышкой. Сразу же после этого он исчез в своем номере.

За это время Макиавелли пытался набросать на листе бумаги план папской виллы. Он был на ней в прошлом году и удержал в памяти расположение основных помещений.

Когда Рагастен снова появился, его нельзя было узнать. Он принял облик немецкого студента, которых в то время много появилось в Италии. Они приезжали знакомиться с достижениями античной науки.

– Сам Чезаре меня бы не узнал, – сказал он. – Теперь я могу попытаться проникнуть на территорию врага.

– Мы пойдем с вами, – поспешно отозвался Рафаэль.

– Нет, друг мой… Сегодня надо ограничиться разведкой. А вот когда настанет время сражения, вы должны встать в строй, черт возьми!

– Но разве я не смогу помочь вам уже сегодня? – настаивал кипевший от нетерпения молодой художник.

– Давайте дадим свободу действий шевалье, – вступил в разговор Макиавелли.

– В добрый час! А в ожидании вы должны подготовиться к очень трудному делу.

– Составить план похищения Розиты?

– Нет, – сказал Рагастен. – Похищать придется другого.

– Другого!.. Кого же?

– Папу!

И он вышел, оставив изумленных друзей.

– А ведь он прав, – сказал через некоторое время Макиавелли. – Идея восхитительна. В самом деле: сдохнет змея, исчезнет и яд. Кто угрожает Розите? Старый Борджиа. Вот в него нам прежде всего и надо целиться. Ясно, что как только он окажется в наших пуках, Розита будет спасена. Ну, Рафаэль, разве не бесценен для нас шевалье?

Рагастен же в этом деле был еще великолепнее, чем предполагал Макиавелли. Его сердце было переполнено любовью, а сознание пребывало в постоянной тревоге. Он тоже любил. Только не говорил про это ни слова. Свои беспокойства и сердечные треволнения он скрывал от посторонних. И только наедине с собой он пытался согласовать свои дела с интересами друга.

«Тиволи, – говорил он себе, – находится по дороге к Монтефорте. Войска Чезаре должны обязательно пройти здесь. Когда я увижу, как везут пушки, латы, фашины, пойму что делать… А пока…»

А пока Рагастен быстрым шагом шел к вилле папы, вокруг которой он блуждал весь остаток дня. Вернувшись вечером в «Цветочную корзинку», он сказал друзьям:

– Первая рекогносцировка проведена. Теперь мы знаем силу врага: на вилле и ее пристройках разместились пятьдесят вооруженных гвардейцев, свыше тридцати лакеев разного рода, а еще штук двадцать секретарей, клириков, синьоров и епископов… Спору нет, мы имеем дело с сильным противником. Но тем славнее будет наша победа, черт возьми!

На следующий день, ранним утром, Рагастен снова отправился к вилле. Накануне он разговорился с одним из слуг. На этот раз он ожидал большего. Пристроившись за скалами, среди высоких папоротников, он наблюдал за виллой и окрестностями. Его укрытие находилось высоко над дорогой, а потому он мог свободно глядеть и за ограду сада.

Уже с час Рагастен занимал этот пост, внимательно изучая входящих и выходящих, как вдруг увидел на этой стороне ограды устало бредущего старика, вытиравшего рукой пот со лба. Он вышел на дорогу через маленькую калитку в ограде сада.

«Возможно, это то, что мне надо», – подумал Рагастен.

Он тотчас оставил свой наблюдательный пункт и направился навстречу старику, одетому в причудливую смесь из городской и сельской одежды. Поравнявшись с ним, Рагастен вежливо, и с улыбкой приветствовал старика, так что тот, удивленный, остановился.

– Гутен морген[23], – сказал Рагастен. Это, кстати, были единственные известные ему немецкие слова.

– Не понимаю, синьор, – ответил встречный по-итальянски.