Тема, конечно, стоит обсуждения. То, что я прочитал в русской прессе по этому поводу, не вызывает энтузиазма: ни отклики справа, со стороны церковных кругов (всяческая реабилитация знаменитого обер-прокурора Синода), ни со стороны либералов, слишком просто расправляющихся с Победоносцевым. Вариации все тех же хрестоматийных стихов: Победоносцев, мол, над Россией простер совиные крыла.
В Победоносцеве важен не он сам, а его тема. Розанов писал о Мережковском: вы не смотрите, что он пишет, вы посмотрите, где он стоит. Примерно то же можно сказать о Победоносцеве.
Беда Победоносцева, драма его жизни в том, что он попал «во власть», как теперь говорят. А беда общеросссийская, что с религией и церковью вообще было связано представление о власти, о насильственном, в приказном порядке осуществляемом правоверии, в том, что церковь и религия стали орудием подавления. Это не к лицу христианству как таковому – тяга к мирской власти. В России очень охотно говорили о католичестве, впавшем в этот соблазн – и кто говорил? сам Достоевский! – но этим примером и ограничивались, не желая упоминать, что православие попало в ситуацию едва ли лучшую – стало придатком государственной власти, осуществляющей насильственное оправославливание и преследование инаковерующих. При этом отнюдь не обладая громадными культурными богатствами, заимствованными католичеством от античности. Если Победоносцев – Великий Инквизитор, – как институция, – то доморощенный, кустарный, отечественного производства, хотя лично он был человеком всячески культурным.
Победоносцев был крупным юристом-теоретиком, автором классического трехтомника «Курс гражданского права». Другие его научные работы собраны в сборнике «Исторические исследования и статьи», также получившем широкое признание в ученых кругах. Публицистика Победоносцева – так называемый «Московский сборник», выходивший многими выпусками. Там есть и переводы: Победоносцев очень охотно переводил американца Эмерсона – мыслителя отнюдь не ретроградного, но и не поверхностно либерального, а углубленного в некие вечные вопросы. Вот тут начинается проблема Победоносцева: возможно ли религию и философию, вообще любое не прагматическое мировоззрение сделать методом решения вопросов «века сего»?
Тема Победоносцева очень хорошо иллюстрируется одной линией «Волшебной горы» Томаса Манна: противостояние и контроверзы либерального секуляриста Сеттембрини и ученого иезуита Нафты. Победоносцев – Нафта, отнюдь не какой-нибудь советский Суслов, не знавший ничего, кроме сочинений Ленина. Если пример Нафты мало понятен, можно вспомнить более доходчивый: Солженицын, его сочинение «Как нам обустроить Россию» и вообще его мировоззрение, развернутое к традиционным ценностям и резко критическое в отношении современности. Это еще всем нам, и Солженицыну в том числе, повезло, что этим старым заветам противостоят в современной цивилизации безудержный консьюмеризм и вульгарная массовая культура, а не террористы. Террористическая угроза цивилизованному миру идет снаружи, а не изнутри, как это было в России XIX века, во времена Победоносцева. Наиболее борзые критики Солженицына сравнивали его с айтоллой Хомейни, но он ведь не обладал реальной властью и никогда не стремился к ней.
Но и Победоносцев отнюдь не был таким айятоллой – и не потому, что у него не было власти. Власть-то у него как раз была, и не только в церковных делах. Он действительно сыграл определяющую роль в отказе нового царя от политики реформ после убийства царя-реформатора Александра II. Его позицию можно если не оправдать, то понять: русские люди очень уж разгулялись в атмосфере сравнительных свобод, дошли аж до террора. Это был, говоря по-нынешнему, «беспредел». Если мы сравним ситуацию, созданную великими реформами XIX века, с Россией Ельцина, а последующую политику с путинским временем, то это сравнение не будет слишком натянутым. А ведь Путин куда как нравится современным россиянам.
Дело, конечно, не в том, чтобы оправдывать Победоносцева Путиным или Путина Победоносцевым, хотя именно это имеют в виду нынешние апологеты обер-прокурора. Надо адекватно понять самого Победоносцева. И самое главное в нем – он отнюдь не был фанатиком.
Вот что пишет о нем мемуарист Феоктистов – крупный тогдашний чиновник, одно время управляющий делами печати: