У нее есть в 42 году совершенно потрясающая запись. Она пишет: ''Воюю за то, чтобы стереть с лица земли эту мерзейшую сволочь, чтобы стереть с лица земли их антинародный, переродившийся институт''. И она пишет: ''Тюрьма (которую она прошла в 39-м) – исток победы над фашизмом''. Понимаете, человек знак равенства ставит между тюрьмой, между режимом, между НКВД и фашизмом. То же самое было у Заболоцкого в его ''Истории моего заключения''. Его пытали, над ним издевались, его мучили, он с каким-то партийцем в камере говорит, и они приходят к выводу, что им обоим показалось одно и то же – что власть в стране давно принадлежит фашистам.
Дмитрий Волчек: Дневник Берггольц 1928-30 гг, вошедший в книгу Корнилова, я назвал ''дневником барышни'', и Наталия Соколовская со мной не согласилась.
Наталия Соколовская: Во-первых, виден Ольгин темперамент, Ольгино эго невероятное. Понятно, что этот брак был ошибкой, понятно, что она ревнует к Татьяне Степениной, но посмотрите, как она быстро оказывается в таком литературном истеблишменте. Там же уже мелькают имена тогдашних и будущих литературных функционеров. Юрий Либединский, с которым у нее начинались какие-то отношения, но который, в итоге, стал мужем ее сестры Марии. Была очень интересная публикация Наталии Громовой в сборнике Пушкинского Дома, посвященном столетию Берггольц, о Берггольц и Леопольде Авербахе. Уже после Корнилова, она уже была замужем за Николаем Молчановым, у нее развивается роман со страшным человеком, таким партийно-литературным генералом Леопольдом Авербахом.
А вот ''дневник барышни'' сейчас тоже Пушкинский Дом издал, издал книгу материалов о Берггольц, тоже Наталия Прозорова, и там дневник Ольги 13-14-летней. Это потрясающе, когда ты видишь эту верующую, ходящую в церковь девочку, и буквально через три года, в 17 лет, она уже знакомится с Корниловым. И вот этот скачок, что сделало время, эти 20-е годы, как они повлияли на сознание – это же невероятная история.
Дмитрий Волчек: Тут нужно сказать, что дневник, который опубликован в корниловском сборнике, написан как бы и для Корнилова, потому что он читал его, комментировал, отмечал свое несогласие с ее записями, а она писала о своих любовных переживаниях, намекала на измены, на желание влюбиться, разжигала в нем ревность. Так что дневник этот был инструментом в отношениях с мужем…
Наталия Соколовская: Я не уверена, что она была в восторге от того, что он это читал.
Дмитрий Волчек: Но знала об этом.
Наталия Соколовская: Да, она его, безусловно, пыталась держать в тонусе. Это был ранний брак. У нее начинался роман с замечательным человеком Геннадием Гором, но Гор был, по всей видимости, не так смел, как этот провинциальный замечательный мальчик, который там покорил всех и собой, и своими стихами – Борис Корнилов. Наверное, брак этот был ее первый сломом, потому что это был не очень удачный опыт, прямо скажем, и, может быть, все то, что потом дальше в ее личной жизни происходило, в каком-то смысле было последствием и этого брака. Корнилов, мне кажется, с меньшими потерями вышел из этого личного испытания, и его следующий брак с Люсей Бернштейн, Людмилой Григорьевной, мамой Ирины, он был для него очень, если так можно сказать, благополучным. Но был ли он благополучным для Люси? Потому что, безусловно, она была увлечена, это есть в книге. Еще чем хороша эта книжка, что там, кроме переписки Людмилы Григорьевны с матерью Корнилова – ее воспоминания, очень короткие, но, тем не менее, достаточно отчетливо говорящие о том, что было. Конечно, она была вовлечена в этот поэтический круговорот, в этот вихрь.
Дмитрий Волчек: Но она была совсем молоденькой, ей 16 лет было, когда они познакомились.
Наталия Соколовская: Но она рядом с ним как бы росла. Там впервые приведена фотография замечательная, она еще не до конца атрибутирована, где какая-то театральная группа (это, видимо, не артисты, а служебная бригада), а на переднем плане сидят Зинаида Райх с букетом цветов, Мейерхольд, дальше Людмила (Люся) и Корнилов. Это, видимо, 1935-36 год, 35-й, скорее всего. Боже мой! Мы рассматривали эту фотографию, отсканировав, рассматривали ее на экране, это надо видеть, какое же у нее там измученное лицо! Она тоже пишет об этих загулах Бориса — понятно, что для нее этот брак был большим испытанием.
Дмитрий Волчек: Я спросил Ирину Басову, дочь поэта, что она думает о дискуссии Бориса Акунина и Алексея Навального о десталинизации.
Ирина Басова: Я на стороне исторической правды. Мне кажется, что Сталин настолько уже развенчан, что надо быть просто слепым, тупым, немым, чтобы не понимать сталинизм вообще, и роль этого человека, в частности, роли этого больного параноика. Я к нему так отношусь. Потому что такие преступления творить может только человек больной.