Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

полно издевательства над октябрятами, над возможностью

их общественно полезных поступков. Автору как бы все равно, что октябрята, что поросята. Октябрята так и говорят (встретив грязных поросят и решив их выкупать):

''Будет им у нас не плохо,

В нашей радостной семье.

Мы... Да здравствует эпоха!

Получайте по свинье''.

Октябрята вымыли поросят, но те снова ринулись в грязь и октябрята, ловя их, сами очутились в грязи.

''В лужу первую упали,

Копошатся, голосят

И грязнее сразу стали

Самых грязных поросят''.

''И теперь при солнце звонком

В мире сосен и травы

Октябренок над свиненком,

А свинья над октябренком,

Все смеются друг над другом

И по своему правы''.

Так кончается это издевательское, под маской невинной

шутки, стихотворение.

Второе стихотворение, о котором я хотел упомянуть отдельно, это — ''ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ КИРОВА''. Это стихотворение, посвященное, якобы, памяти С.М.КИРОВА опошляет эту исключительно высокую тему. По адресу С. М. КИРОВА говорится много хвалебных и даже как будто восторженных слов, но эти слова пусты, холодны и пошлы. Разве передают великое горе народное и гнев народа такие слова:

''Секретарь, секретарь,

Незабвенный и милый!

Я не знаю, куда мне

Тоску положить...''

Пустые, холодные, лицемерные слова.

А вот образ С.М.КИРОВА в начале стихотворения. КИРОВ идет по Троицкому мосту. КОРНИЛОВ рисует его так:

''Он мурлычет:

— Иду я,

Полегоньку иду...''

Что это, как не издевательство над образом Сергея Мироновича?''

Дмитрий Волчек: Я попросил Наталию Соколовскую рассказать о следственных делах Корнилова и Берггольц, фрагменты которых она опубликовала.

Наталия Соколовская: С Ольгой было вообще поразительно, потому что  я, как человек с воли,  первой держала в руках  дело Ольги Берггольц.  В  1989 году на аналогичный запрос  было отвечено, что дело то  ли утеряно, то ли не сохранилось, в общем, не обнаружено. Большая часть  дела закрыта непрозрачными листами,  знаете, такие конверты есть из непрозрачной коричневой бумаги. То  же самое у Корнилова.  Мы очень благодарны архивной службе ФСБ, потому что нам дали  возможность сфотографировать все на цифру. Все, что мы сфотографировали, все, что было открыто,  я передала в Пушкинский Дом, потому что эти документы должны  храниться у специалистов. И потом вы видели это  в фильме ''Корнилов: все о жизни, ничего о смерти'' – там это дело тоже живое.  Дали возможность и заснять это дело. В  общем, спасибо, потому что это уникальная история, конечно.

Дмитрий Волчек: А сколько там закрытых страниц?

Наталия Соколовская: Там не видно, они просто вдеты в конверты, и ты не видишь, что там. Что  касается Ольги, то первый раз для меня отксерокопировали несколько страниц дела,  они есть в книге, а  все остальное можно было только пролистать.  И только потом разрешили. Потому что я там какие-то вещи увидела, которые меня поразили, а напротив меня  сидела сотрудница Архивной службы, просто на расстоянии полувытянутой руки, и это было очень трудно. Но второй раз дали. И  тогда оттуда я выписала, что Ольга проходила в 1937 году как свидетель по делу Авербаха, и что там она в первый раз потеряла  на большом сроке ребенка.  То, что она проходила по делу Авербаха, тоже никто не знал. То есть что-то удалось оттуда выписать.

После того, как Ольга отсидела сама,  в  1939 она вышла, она была очень умная  девушка, талантливая, и она ведь первое, что пишет  в  1939 году, это стихи, посвященные Борису Корнилову:

И плакать с тобой мы  будем,

Мы знаем, мы знаем, о чем...