Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

     Вывод Барзэна из культурной истории Запада таков: демократии больше нет,  она превратилась в так называемую демотию. Демотический – сложный термин, идущий из египетских древностей, но в расхожем употреблении (не таком и расхожем) означает упрощенный, вульгарный, низкий, то, что англичане называют common.  Современный человек Запада, демотический человек, говорит Барзэн, это примитивный, безответственный потребитель, охотно меняющий свободу на социальную застрахованность, человек, которого интересует не культура, а развлечения (емкое английское слово enterteinment) и не свобода, а эмансипация, потакание любым капризам. Читая это, я всё время ждал, когда у Барзэна появится имя, которое вертелось у меня на языке, и дождался: в конце Барзэн вспоминает Ортегу-и-Гассета и его книгу «Восстание масс», скромно оговариваясь (а может быть, прикрываясь), что сказанное им отнюдь не ново, и раньше говорилось, вроде как общее место.

    В общем, кажется, что участвуй Жак Барзэн в последних президентских выборах, он бы голосовал за Ромни. Он же считал Америку страной, в глубине романтической, а романтизм, написал он в одном месте, это всегда риск и страсть. Так этот старый, можно сказать, древний француз оказался большим американцем, чем большинство самих американцев.

    У меня возникает только одно возражение против всего сказанного, но, кажется мне, очень важное возражение. Барзэн правильно говорит, что все беды нынешнего Запада начались с мировой войны, но он забывает добавить, что демократии, в какие бы демотии они ни превратились, навсегда уничтожили возможность войны между демократиями. Демократия прежде всего – бастион мира. А остальное приложится.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24790125.html

* * *

Кукольный театр Льва Толстого

 Экранизация «Анны Карениной», на мой взгляд, – редкая удача. Экранизацию нужно считать удачной, если она не повторяет роман, тем более классический, а находит пути, чтоб рассказать всем известную историю своими, кинематографическими, зрелищными средствами. Иначе фильм становится чем-то вроде иллюстраций к тексту, которых, как считал Тынянов, вообще не должно быть, ибо словесное искусство непередаваемо в зрелищном ряду. Но проза бывает разная – или чисто словесная, как у Гоголя, или с установкой на сюжет, как у того же Толстого. Сейчас, когда человечество в общем и целом читать перестало, для литературного ликбеза появились телевизионные сериалы. Это полезное дело, усевшийся на диван обыватель будет по крайней мере знать, кто у Достоевского идиот, а кто проститутка.

На моем веку я, как и всякий, видел множество киноэкранизаций и удачной нашел только одну – фильм Стэнли Кубрика «Лолита». Именно потому, что он не повторял буквально книгу, не шел рабски за сюжетом. Кстати, в написании сценария участвовал сам Набоков, вещь всячески авторизована. Сравните этой с той «Лолитой», в которой играл Джереми Айронс,  и вы поймете, в чем дело.

Еще до того, как  посмотреть «Анну Каренину», я читал в многочисленных рецензиях об основном приеме нынешней кинопостановки. В фильме на первый план выдвинута не литература, ни даже само кино – а театр. Действие романа перенесено на театральные подмостки, да и за кулисы, со всеми этими задниками, колосниками, поворотными кругами и прочей машинерией. Герои то являются на сцене, освещенной софитами – керосиновыми лампами, то удаляются за кулисы, бродя по каким-то головокружительным внутренним лестницам, где им грозило сломать бы голову, если б они были живыми людьми. Но это не люди, это куклы. Вот это главное: нынешняя «Анна Каренина» сделана в эстетике кукольного театра и еще – балета. Всем памятна сцена на балу, когда Вронский, покинув Китти, устремился к Анне. Понятно, что на балах всегда танцуют, но здесь это не бальные танцы, а именно балет, имеющий собственное эстетическое решение. В титрах я прочел, что среди авторов картины был хореограф-постановщик. Так и получается, что автор фильма – отнюдь не Лев Толстой, а режиссер Джо Райт, сценарист Том Стоппард, вот этот самый хореограф – Шимус Мак-Карви, композитор Дарио Марианелли, написавший очень современно звучащий вальс – основная музыкальная тема фильма.

В чем смысл всех этих приемов и ходов? Как раз в том, чтобы оживить давно известный классический роман, избегнуть голой и плоской иллюстративности. Герои Толстого давно уже стали культурными иконами, они привычны, можно сказать, вошли в быт. А культурная ценность, вошедшая в повседневность, – это и есть икона, а по-другому – кукла.  У вас на письменном столе стоит бронзовая или мраморная статуэтка Наполеона, или Гете, или Шиллера, и это не значит, что они умалены в их историческом или культурном значении, а ровно наоборот, это уже ваш воздух.