Читаем Борис Слуцкий полностью

Было совершенно ясно, что Межиров говорит о первом, на его взгляд, поэте эпохи. Я понимал, что присутствую при подведении итогов. Кончилось многодесятилетнее ристалище. Венок победы доставался сильнейшему.

Межиров наверняка знал стихотворение «Обгон», ему посвящённое, поскольку оно было помещено в книге Слуцкого «Неоконченные споры».


А. Meжирову

Обгоняйте, и да будете обгоняемы!Скидай доспех!Добывай успех!Поэзия не только езда в незнаемое,но также снег, засыпающий бег.Вот победитель идёт вперёд,вот побеждённый,тихий, поникший,словно погибший,медленнов раздевалку бредёт.Сыплется снег,но бег продолжается.Сыплется снег,метель разражается.Сыплется, сыплетсяснег, снег, снег,но продолжаетсябег, бег, бег.Снег засыпает белыми тоннамивсех — победителей с побеждёнными,скоростьс дорожкой беговойи чемпиона с — вперёд! — головой!


Это свой вариант того, что Межиров назвал «полублоковская вьюга». Впрочем, Межиров когда-то сказал:


В Москве не будет больше снега,Не будет снега никогда.(«Прощание со снегом»)

НЕКОТОРОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ


Всегда ли значительность поэта равна любви к нему? Не бывает ли так, что любишь поэта не за его масштаб, но просто потому, что любишь? То есть он совпадает с тобой, трогает в тебе те струны, которых не касается десница великана.

Мне был ближе Межиров. Его мелодекламация. Его самоподавленная высокопарность. Его гримасы («Я перестал заикаться. / Гримасами не искажается рот»), Слуцкий напирает на тебя: учит, зовёт, ведёт, судит, воспитывает, руководит (так было не всегда: множество поздних стихотворений — совершенно другие). Межиров идёт рядом с тобой, разговаривая сам с собой.

Самое частотное слово у Межирова — «война». Постепенно с ним стало соперничать «вина» (своя). Рифма простейшая, но советско-социалистическому менталитету крайне чуждая.

Эта глухая, неизлечимая вина должна иметь свою причину. Проще всего — у поэта — её найти в измене призванию.


Когда же окончательно уйду,Останется одно стихотворенье.(«Через тридцать лет»)


Межиров имеет в виду как раз своё «Коммунисты, вперёд!». Однако у него существует уточнение:


У других была судьба другаяИ другие взгляды на войну,Никого за это не ругая,Лишь себя виню, виню, виню.(«Я тебе рассказывать не буду...»)


Между прочим, это концовка стихотворения о... мытье посуды.


Я тебе рассказывать не буду,Почему в иные временаМыл на кухне разную посуду...


Посуда и война? Что между ними общего? Ничего, кроме способа стихомышления. Оба понятия нагружены смыслами, не отвечающими самим себе. Если упростить, посуда — быт, война — доминанта бытия.


Страх перед мытьём посудыЖенские сердца гнетёт.(«Споры, свары, пересуды...»)


В таком миропонимании от вины не уйти. В чём же она, эта вина? Во-первых:


Я виноват в слезах моей любимой,Не искупить вину постом и схимой, —Необходимо расплатиться заПроплаканные досуха глаза.(«Но, кроме неба, сам себе судья...»)


Во-вторых и в основном:


В чём-то, люди,И я виноват.А точнее сказать, я один виноват перед всеми.В чём? Да в том, что, со всеми в единой системе,Долго жил. Но ни с этими не был, ни с теми...(«Окопный нефрит»)


Вот, пожалуй, развилка разницы между Межировым и Слуцким, у которого сказано:


Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное